Но, по степи разбегаясь,
Он лукавый принял вид… —
вспомнил Митя и улыбнулся. За Тереком, за колхозным полем пшеницы, разливались на горизонте два зарева — это у Грозного колыхали факелы природного газа. Ночью по заревам их можно было насчитать до пяти, при дневном же свете видны были только наиболее близкие. «Будто два солнца всходят», — подумал Митя. В это время левее медленно, как на фотобумаге, проявилось еще одно зарево, и по всему небу над Тереком бледной полосой выступила розовая заря. Наташа не видела этого, и неожиданно Митя решил для себя: «Если она отгадает, какое из этих трех зарев настоящее, она станет моей женой!» Он поставил Наташу на землю, почувствовал, какими вдруг легкими и как бы полыми внутри стали руки.
— Угадай, которое из этих трех зарев настоящее, за которым из них взойдет солнце.
— Вот за этим. — Наташа показала на среднее.
«Она не будет моей женой…»
Крайнее зарево разрасталось. Неожиданно вынырнул краешек солнца, а затем и весь его ртутный овал.
— Девочки! — ворвалась во двор Варя, с треском захлопнув калитку. — Договорилась! Договорилась! В семь часов вечера идем к Матрене Ивановне Павловой. Она сказала, что уговорит нескольких старушек и они нам все вместе немного попоют. Вот! — На Варином лице было выражение величайшего торжества, глаза хитро блестели.
— Ура! — закричали из кухни Наташа и Птичкина.
— Как тебе это удалось? — спросил Митя.
— Да вот так уж, — сказала Варя, поджав губы, как будто решила ни за что на свете не выдавать Мите свою великую тайну. Но тут же не вытерпела и, подвинувшись к нему, горячо нашептала: — Я к ней подлизалась, вот! Насчет сына, дочки расспрашивала. Она и завелась на целый час, вот! А потом я ей говорю, какие мы несчастные: приехали, мол, за песнями, а песельников нет. Пожалейте нас, говорю, ведь нам во что бы то ни стало надо материал собрать. Она посмеялась, посмеялась, ладно, говорит, я пойду баб покличу, только вы уж нам чихирю поставьте. Вот!
— Э-э!.. Вы там не секретничайте! — крикнула Птичкина. — Зачем же манкировать нами! Идите сюда, а то мы картошку чистим, не слышно ничего!
Варя вошла в кухню и громко повторила все, что рассказала Мите.
— А ты молодец, шедевральная старуха! — ласково пропела Птичкина.
— Гм!.. — гордо сказала Варя. — Я такая! Придется тебе, Митя, на «телевизор» сходить.
«Телевизор» был едва ли не главной достопримечательностью Щедрина. Когда в первый же день приезда Митя спросил у Авдотьи Михайловны, где тут можно купить продукты, она неопределенно махнула рукой: «А-а, на «телевизоре». — «Что за «телевизор»?» — удивился Митя. — Ладно, пойдем покажу, — сказала Авдотья Михайловна. — Мне как раз капустки надо. «Телевизором» оказался колхозный склад — длинное приземистое строение из красных кирпичей под ребристой шиферной крышей. Кроме землистой картошки, вялой капусты, желтых огурцов и мятых помидоров, здесь продавали колхозное вино — темно-рубиновый мутный чихирь. «А «телевизор» потому, — объяснила Авдотья Михайловна, — что каждый вечер собирается здесь мужиков полстаницы. Напьются некоторые — и давай, бесстыжие, выступать на виду у всех: и про политику, и про космос, да матерщинятся, да песни поют, не казачьи только…»
