«В «Голодных играх» на развалинах страны, некогда именовавшейся США, после природных катаклизмов и гражданской войны создана другая. Ее новая столица — Капитолий. Там супербогатство. Там супертехнологии. Двенадцати провинциям, именуемым не штатами, а дистриктами, которые обслуживают Капитолий как вассалы, туда тоже никогда не добраться. Собственно, запрещено. На местах дистрикты, которые проиграли в гражданской войне, укрощают полицейские, лицемерно именуемые миротворцами. Есть только один шанс вкусить немного богатства — быть по жребию отобранным в число тех двадцати четырех, которых дистрикты раз в год (каждый по одному юноше и одной девушке) обязаны направлять в центр на так называемые Голодные игры. Это кровавое многодневное побоище, за которым вся страна следит в прямом эфире и где выжить и победить может лишь один.
Триумфатор игр приносит родному дистрикту почет и немного дополнительного продовольствия на год. Участие в шоу власти называют очень престижным, а сами игры подают как патриотическую акцию, содействующую укреплению национального духа, как праздник, который всегда с тобой. Хотя на самом деле это, прежде всего, средство лишний раз унизить бесправных побежденных, продемонстрировать, кто в стране хозяин. Причем унизить их еще и аморальной надеждой: мол, у одного из вас каждый год все-таки есть шанс пробиться в герои, звезды, в ряды элиты — пусть этот герой и обязан оставить за собой длинный кровавый след».
Может создаться впечатление, что утопии описывают «хорошее» будущее, а антиутопии — «плохое». Это, конечно, не так. И утопии, и антиутопии примеры одинаково тоталитарного мышления, поскольку предполагают существование миров, в которых жизнь отдельных людей жестко и одинаково регламентируется установленными правилами. Отличие подобных правил от привычных нам законов указать легко. Законы запрещают совершать антиобщественные поступки (воровать или убивать). Но что не запрещено, то разрешено. Утопические правила устанавливают нормы поведения. А что не разрешено, то запрещено. И не важно, как будут называться органы тоталитарного контроля: демократия, диктатура или гражданское общество.
Утопии кажутся разумно устроенными обществами, а антиутопии нет. Но возникает вопрос: «Кому нравится»? Как бы уродлив ни был проект «нового» мира, всегда найдутся люди, которых он устраивает, поскольку они рассчитывают стать элитой и, на этом основании, распоряжаться судьбами менее удачливых сограждан. Их мало? Когда это кого-то останавливало? Меньшинство привыкло повелевать миром. Деление общества на элиту и остальных неминуемо. Это нельзя предотвратить, об этом надо знать.
