Только через месяц стало понятно, что это повышение. На лунной станции Коллегия организовала своеобразный стационар, где содержали особо упрямых противников практического бессмертия. На Земле оставлять их было опасно, мало ли какую провокацию они могли совершить. Если у человека не хватает ума согласиться на бессмертие, которое ему предлагают от чистого сердца, то страшно подумать, на какие безумные дела он способен. Вот и решили, что отказников надо держать на Луне. Не лишняя предосторожность. Зимин насмотрелся на таких на Земле. Вроде бы тихий, а потом как вскочит, глаза выпучит, руками размахивает, выкрикивает лозунги и пожелания. И не знаешь, как утихомирить голубчика.
С опытом к психофизику приходит спокойствие, он начинает понимать, что у большинства из пациентов своя личная причина отказа от бессмертия. Для каждого нужно разработать персональный сценарий допроса. При таком подходе без специалиста не обойдешься. Очевидно, что Зимин понадобился местным психофизикам не для утонченных научных бесед, а для оперативной работы.
На Земле Зимина иногда называли инквизитором. Ему это льстило. Не всегда, конечно, в зависимости от того, какой смысл задержанные вкладывали в это слово. Если речь заходила о том, что он неподкупен и верен клятве, готов добросовестно бороться за дело новой науки и бесплатное практическое бессмертие для всех достойных, то упоминание инквизиции можно было рассматривать, как похвалу. Если намекали на излишнюю решительность и жестокость, то с этим можно поспорить. Великие дела требуют от своих создателей особой морали, необходимо признать, что ради достижения цели следует нетерпимо относиться к мыслям и действиям, способным помешать ее осуществлению. Нельзя ради неправильно понятой свободы пренебрегать интересами большого начинания. Так думал Зимин, он не сомневался, что его опыт будет полезен и на Луне.
Иногда складывалось ощущение, что Горский считает по-другому. У них не было возможности поговорить об этом серьезно и открыто. И это огорчало Зимина.
Однажды он не выдержал и спросил Горского.
— Что со мной не так?
— А ты сам не догадываешься?
— Нет.
— Вот. В этом-то и загвоздка. Подождем, пока ты сам разберешься. Мои подсказки тебе вряд ли помогут.
— Я обречен?
Горский засмеялся.
— Если только на долгую, счастливую и по-настоящему свободную жизнь. Но для этого…
— Я должен вспомнить все?
— Можно и так сказать.
— Что мне мешает?
— Чрезмерное усердие.
— Вы говорите, что я учился с вами в одной школе, а потом в Институте. Но я ничего этого не помню. При этом основы психофизики мне известны.
