Маркос знал, что Сампсон не пощадит тех, кто оказал сопротивление путчу.
Вскоре просочились слухи, что больницы в Никосии переполнены ранеными. Шли уличные бои, доносились пулеметные очереди и выстрелы из танковых пушек. В коридорах стонали умирающие, и врачи боролись за их жизнь, не разбирая, сторонники они Макариоса, члены ЭОКА-Б или зачинщики вчерашнего военного переворота. Раны оставались ранами, и не имело значения, кому принадлежала разорванная пулями или шрапнелью плоть. У медиков не было времени записывать фамилии или вглядываться в лица. Они чистили и обрабатывали раны, накладывали жгуты. У каждого врача и медсестры, грека или турка-киприота, было свое мнение по поводу происходящего на улицах, но они выполняли свой долг, не делая ни для кого различия.
Едва лишь обрывки новостей проникли в салон, Эмин забеспокоилась. Утром она заметила, что Али не ночевал дома, и ее подозрения, что он участвует в ТМТ, окрепли. Чем больше поступало сообщений о стрельбе и раненых, тем сильнее у нее тряслись руки. Наконец Эмин отложила ножницы.
— Разыщи Хусейна, — посоветовала подруге Савина. — Может, он что-то знает.
Эмин нашла сына на пляже. Он чистил граблями песок перед террасой.
— Где был Али сегодня ночью? — спросила она.
Хусейн продолжал работу, не поднимая головы. Если бы мать заглянула ему в глаза, она бы поняла, что он знает.
Он пожал плечами.
— Хусейн! Посмотри на меня.
Она повысила голос, и некоторые из загорающих на шезлонгах отдыхающих повернули головы в их сторону.
— Мам! — шикнул Хусейн, смутившись.
— Я должна знать!
На террасу вышел Костас Франгос и подозвал его.
— Мне надо идти, — сказал Хусейн.
Он ушел, а мать осталась стоять на песке одна.
Савине хватило одного взгляда на вернувшуюся в салон подругу, чтобы понять: работать Эмин сегодня не может. Она настояла, чтобы подруга шла домой.
Эмин не успела еще открыть дверь, как у нее екнуло сердце. Она услышала голос Али. Сын вернулся.
— Али! Где ты был?! Почему не ночевал дома? Мы так волновались!
Ей хотелось и отвесить ему оплеуху, и стиснуть в объятиях. Выбрала второе, обливаясь слезами.
Халит забился в угол. Пытаясь успокоиться, он молча перебирал четки теспих.
— Почему ты ушел?
— Так было надо, — сказал Али надтреснутым голосом. — Они могли убить наших людей.
— Ты же еще ребенок, ты слишком мал для этого! — Эмин была вне себя от тревоги. — Обещай, что никогда больше этого не сделаешь… — умоляла она.
— Я не могу этого обещать, — ответил сын.
