Хэйанцы верили, что в каждом предмете, в каждом явлении живет присущее именно им особое очарование, красота, эстетическая ценность. По большей части это очарование скрыто, его нужно найти, а даже в наиболее явном очаровании всегда таится особая скрытая часть, которая именно и представляет собой самую подлинную «изюминку», подлинную эстетическую ценность вещи или явления. Хэйанцы считали, что человеку, если он образованный, утонченный представитель их среды, надлежит заниматься именно таким отыскиванием и вскрытием этих красот, этих «чар вещей». Поэтому в каждой женщине они стремились найти ее специфическое очарование; его же искали и в наслаждении, связанном с этой женщиной, в очаровании любви, как радости, так и печали: любви, увенчанной ответным чувством, и любви безответной. Основным орудием, вскрывающим в предмете его внутреннее очарование, являлось для хэйанца слово. Насыщенное образностью слово — основное средство выявления «чар вещей».
Хэйанцы стремились доподлинно изобразить то, что видят и слышат. Их целью прежде всего было стремление к правде — макото. Макото — неизменный, всепронизывающий дух японской литературы; макото всегда лежал в ее основе начиная с периода Нара. Это корень, из которого выросли и «Кодзики», и «Манъёсю». Макото — подлинная природа вещей; «видимое и слышимое» — формы ее проявления; они соотносятся как «неизменное» и «изменчивое», но между ними нет дистанции. В любой танка, с которой начинается японская литература, нельзя найти ничего ирреального, сверхъестественного, ничего, кроме образов природы и человеческих чувств.
Однако все же трудно назвать японскую литературу того времени реалистичной. Дело в том, что своеобразная структура мышления породила своеобразную структуру образа. Буддийское мироощущение привело японцев эпохи Хэйан к особому принципу художественного мышления. И для прозы, и для поэзии характерно присутствие того, что невидимо, чего нет в тексте, но что живет в намеке. Главное то, что за словами. Главное — не сказанное, а недосказанное, «душевный отклик» (ёдзё:), поэтому как бы ни были правдивы по своим тенденциям хэйанские романы, как бы ни были они наполнены подлинным бытом своего времени, все представленное ими (люди, вещи, события) настоящей реалистичности за образами не имеет. Хэйанская литература имеет самое ограниченное значение: она писалась исключительно представителями правящего сословия, отражала в большей своей части именно его жизнь и быт, предназначалась только для него одного. Круг действия этой литературы ограничивался только одной родовой аристократией, причем на территории одного города — Хэйан-кё.
