Буддизм в значительной степени наслоился на местные верования, которые придали ему сильный оккультный оттенок. Из буддизма был воспринят определенный круг идей, причем воспринят на не очень глубоком религиозно-философском уровне, а в основном довольно поверхностно; поэтому эстетические принципы остались ведущими в аристократической культуре эпохи Хэйан, только лишь приняв несколько другую окраску. Если ранее «моно-но-аварэ» означало просто «очарование вещей», то с укоренением идеи эфемерности земного существования (мудзё) этот принцип превратился, скорее, в «печальное очарование вещей».
По этой причине вся литература, созданная хэйанцами, носит чрезвычайно специфический характер: никакой особой глубины, никакой действительно серьезной постановки вопросов, никаких проблем большого масштаба в ней нет. Нет и глубокого проникновения в изображаемое, умения подметить самое существенное в предмете как таковом, уяснить вещь саму по себе. Есть только скольжение по вещам, только легкое касание проблем, только затрагивание вопросов. Взамен глубочайшей проблемы человеческого существования, поставленной буддизмом, — только легкая игра мотивом Кармы, темой «причин и следствий», идеей «возмездия», и то понимаемыми в чрезвычайно схематическом виде. Вместо серьезнейшей попытки даосского проникновения в суть вещей, в тайны мироздания — простое оперирование заклинательными формулами.
И тем не менее трудно говорить о японской литературе, не затрагивая хэйанскую. То, что было создано в Японии в эти четыре столетия — с IX по XII в., не утратило своей ценности, не только исторической, но и абсолютной и в XXI в.
Эстетические идеалы классической эпохи. Ценность хэйанской литературы открывается в свете тех принципов, которыми руководствовались хэйанцы в области нормативной деятельности мышления. Основной принцип — гедонизм: гедонистические тенденции пронизывают всю жизнь правящего сословия. Стремление к наслаждению есть причина всех действий и поступков хэйанских аристократов, им объясняются все подробности их жизненного уклада, особенности окружающей их обстановки.
Наслаждение, к которому стремились хэйанцы, было прежде всего чувственным: любовь — и при этом не слишком романтическая — занимала в их жизни главное место. Элементы наслаждения хэйанцы стремились получить и от природы с ее красотами, и из бытовой обстановки с ее комфортом и эстетикой.
Однако эти гедонистические тенденции были сопряжены с одним очень важным фактором. Чем бы ни наслаждались хэйанцы: женщиной ли, природой ли, обстановкой ли жилищ, — они никогда не подходили к наслаждению прямо; никогда не стремились брать все это непосредственно; никогда не стремились брать все свое таким, как оно есть само по себе. Хэйанцы свое наслаждение стремились осложнить привнесением в свой объект нового фактора — поэзии, преломить свое собственное переживание сквозь эту поэтическую призму.
