Охваченный страшным предчувствием, я бегу в спальню матери, ложусь на пол и достаю из-под кровати коробку с моими детскими реликвиями. Уф! Хронограф лежит на прежнем месте – между формочкой и соской. Я смогу воспользоваться им, если что-то пойдет не так. В тот же миг у меня сжимается сердце: я не должен думать о подстраховке. «Поддаться принципу предосторожности – значит настроиться на провал», – так объяснял мой отец ученикам, когда те перед экзаменом прятали шпаргалки. Держать в кармане средство, останавливающее время, опасно. Нельзя думать, что всё происходящее – ерунда, раз при малейшей трудности можно сбежать в другую реальность. От этого становишься нерешительным, всё делаешь не так. Я не хочу тратить свои юные годы, прыгая из одной реальности в другую, до бесконечности встречаясь на пляже с Пиктоном, чтобы найти Бренду.
Я возвращаю ручку на место. Гудит клаксон. Маразматик теряет терпение. Я поднимаюсь к себе в комнату. Здесь тот же разгром, что и внизу. Все вещи валяются на полу, но, кажется, ничего не пропало. Я подбираю плюшевого медведя, прячу его под куртку и бегом спускаюсь по лестнице.
Внизу что-то заставляет меня остановиться. Запах. Сладковатый запах корицы и солодки, которых у нас дома сроду не водилось. И я уже вдыхал этот аромат, только не могу вспомнить – где. Во всяком случае, его никак не могли оставить копы: слишком он нежный. Тогда откуда он взялся? Запах был едва заметным, когда я вошел, а сейчас вдруг стал очень сильным.
– Что ты копаешься? – спрашивает Бренда с порога.
И останавливается как вкопанная, увидев разгром, оставленный копами. Эта жуткая картинка приходится очень кстати, укрепляя доверие девушки к моей истории. Я объясняю:
– Они устроили обыск.
– Забрали что-нибудь?
– Только отца. Но, если ты мне поможешь, они его вернут.
Я вижу ее взгляд – одновременно суровый и сочувственный, – и мое сердце бьется сильнее. Я не вызываю у Бренды жалости, нет. В ней просыпается гнев, которым заражаюсь и я. Помогая мне, она отомстит за многое. За свое сиротство, за предательство возлюбленного в то время, когда она лечила бедных в гуманитарном лагере, за полицейское преследование… За всё, о чём Бренда рассказала мне в вертолете, когда мы летели в Заветный лес, где она впала в кому. Та откровенность была для меня самым ценным сокровищем. Ключом от ее сердца…
Раздается сердитое гудение клаксона.
– Мы уже идем! – кричит она.
Я иду вслед за ней, ликуя от этого «мы». Первый человек, который объединился со мной. Бренда. Не знаю, каким окажется мое будущее – здесь или в другой реальности, – но я не представляю его без Бренды. И отказываюсь возвращаться в мир, где врачи убьют ее через три дня.
