Солдат сгребает Керри в охапку и бросает ее на заднее сиденье джипа, как подушку. Уверенность и достоинство, с которыми она держится, лишают меня дара речи. Я в отчаянии от нашего расставания, от того, что рвется связь, которую она создала между нами. Как такое чувство может возникнуть за четверть часа?
Двое солдат тащат меня к зданию Министерства госбезопасности. К черному ходу. Но на этот раз у меня нет права на проход через подземелье шестого отдела. Лифт доставляет меня на последний этаж, в комнату для переговоров под самым небом, с потолком и стенами из такого темного стекла, что, несмотря на солнечный день, здесь горят все лампы.
Застыв в кресле, в котором могло бы уместиться трое таких, как он, Джек Эрмак не сводит с меня глаз. Я стою в наручниках посреди комнаты и делаю вид, что не узнаю его. Он представляется, потом указывает на меня кому-то сидящему против света на белом диване:
– Индивид, о котором шла речь. Его зовут Томас Дримм.
– Приветствую вас, молодой человек. Очень любезно с вашей стороны принять наше приглашение.
Я стараюсь изображать безразличие. Оливье Нокс вытягивает ноги под стоящим перед ним журнальным столиком. Он спокойно сообщает мне, что управляет компанией, которая производит и имплантирует мозговые чипы, и рад со мной познакомиться. Я киваю, хотя у меня сжимается горло при воспоминании о садистском допросе, который я ему учиню через месяц. Стараясь не думать об овоще, которым он станет после промывки мозгов, я с наивным видом спрашиваю, в чём моя вина.
– Никакой вины, даже наоборот, – замечает он, задумчиво барабаня пальцами по столику.
– Мы сейчас покажем тебе небольшой фильм, – говорит министр госбезопасности, и свет в комнате начинает гаснуть.
Я поворачиваюсь к стене с экраном и вижу себя самого час назад. Я иду по пляжу, с трудом удерживая рвущегося из рук воздушного змея. У меня прерывается дыхание. Наверное, это изображение на сетчатке глаз Пиктона во время нашей встречи транслировалось через чип. За кадром звучит голос старика:
– Нельзя запускать змея в такую погоду!
В следующую секунду я получаю удар металлической рамой по голове и падаю. Очень странное чувство, когда видишь себя со стороны глазами своей бывшей жертвы.
– Ты знаешь его? – спрашивает Джек Эрмак.
Я молчу, притворяясь удивленным, чтобы выиграть время.
– Откуда у вас эта запись?
– Здесь я задаю вопросы, – отрезает министр.
Как можно более равнодушно я отвечаю, что тогда мне показалось, будто я узнал знаменитого ученого, который изобрел Аннигиляционный экран. Нам рассказывали о нём в коллеже. Но старик уверил меня, что я обознался.
