Нельрун покачал головой.
— Надо же, как все странно.
Воцарилось молчание. Трещал потухающий в очаге огонь. Старший тряхнул головой, отгоняя дурные мысли.
— Расскажи мне о песне.
Нельрун снова отвернулся.
— Хорошо. Но было бы справедливо, если бы ты мне тоже ответил на несколько вопросов. Если, конечно, не сочтешь, что это будет во вред Холмам.
— Думаю, и ты не обо всем расскажешь мне.
— Да я и не знаю всего. Я просто бард, и не из лучших..., — он сунул в огонь щепку и смотрел, как она загорается и обугливается. — Тонкая, не удержит огня... Ну, слушай. Я младший сын в семье. У меня еще трое старших братьев и две сестры.
Старший покачал головой. Он знал, что у Дневных много детей, но чтобы так много, он и помыслить не мог!
— Из родительского имущества мне в лучшем случае собака бы досталась, — усмехнулся он. — Или кот. В общем, кормиться из милости от родных мне не хотелось. Я мог бы и не стать бардом. Я ведь даже прослужил лет пять на восточной окраине. Я был на хорошем счету, меня уже и десятником поставили, со временем я бы стал командиром заставы, а потом получил бы от короля надел на окраине, завел бы семью... Но тут наш бард обнаружил, что у меня есть способности и начал меня уговаривать учиться. Барды всегда нужны, а уж на окраине тем более. И вот тут пришлось мне помучиться с выбором. Воинская моя карьера налаживалась, а на барда пришлось бы обучаться с нуля. Зато я получил бы такие знания, каких иначе нигде не получишь. Повидал бы столицу Восточной четверти, Вирайну — там школа бардов. А потом и в королевскую столицу мог бы попасть, в Коллегию. Даже если бы я и не стал бардом — а я был уверен, что стану непременно — точно научился бы многому. Тогда мне и на окраине стражу нести было бы куда легче, и продвинулся бы я быстрее. А то стал бы пограничным бардом, а уйдя на покой сделался бы наставником бардов. Словом, сплошная выгода. — Он улыбнулся. — Будь я старшим сыном, может, и не согласился бы. Но я младший, мне и терять-то нечего.
Он снова замолчал. Огонь потухал, небо в дымовом отверстии наверху начинало светлеть.
— Я учился в школе в Вирайне. У меня был за плечами боевой опыт, так что о тварях я знал не из книжек. Когда же на второй год началось обучение стихосложению, я было подумал, что тут все и кончится. — Он с какой-то смущенной улыбкой посмотрел на Старшего и сказал чуть тише, чем прежде: — Убоялся я великих тайн стихосложения. Ну, никогда я этого не умел и думал, что это все идет не от головы, а от сердца. А какое «от сердца» у окраинного стража? Я ж не восторженный юноша, который плачет от умиления, взирая на лепестки вишни, — с легкой насмешкой проговорил он. — Да и стихов отродясь не читал и терпеть не мог. Как бы то ни было, помогли мне мое упорство да нежелание опозориться перед нашим бардом, который все же что-то увидел во мне. А еще помог наш наставник, который уроки наши превратил в игру. Мы собирали слова, как мозаику.
