— Ты не спишь, брат?
— Нет, — сдавленным голосом ответил Старший. Ему было плохо. Очень плохо.
Младший подпер голову кулаками, лежа на животе.
Старший нарочно лежал на спине.
— Ты перевернись, — робко заговорил Младший.
— Не буду. Пусть будет больно.
— А чего так?
— А чтобы из-за меня никого в Провал не спустили.
— Так этих не из-за нас же...
— Все равно.
Старший повернул к брату голову.
— Как ты думаешь, страшно умирать?
Младший сел. Охнул. Но остался сидеть.
— Ты чего про это заговорил?
Старший прикусил губу.
— Я вот представил, как та дневная тварь стала бы тебя рвать, а ты бы кричал, а я ведь ничего не мог бы сделать... как тот в Провале...
— Неправда, ты ведь сделал! Ты же меня оттащил!
— Толку-то. Если бы там не было того Дневного... А сейчас я все думаю, как бы его заживо жрали в Провале...
— Да перестань ты! — жалобно взвизгнул Младший. — Страшно же! И его туда не скинули бы, он же нас спас!
— Говорят, он этих сюда привел. Его тоже могли... с ними.
— Вот, я уже и спать совсем расхотел, — пробурчал Младший. Ему очень хотелось разреветься, но почему-то именно сейчас это казалось постыдным. Все изменилось. Простые детские решения перестали существовать.
Все изменилось. После вольготной жизни под опекой матери, Нежной Госпожи Диальде, братья попали под строгую мужскую власть. И еще отец предупредил, что после весеннего королевского объезда земель братьям предстоит разлучиться. Старший будет жить в холме у деда, Тарьи Медведя, а Младший останется при родителях, и его будут воспитывать как воина. И это будет надолго.
Перемена не пугала, пугала разлука. Они же никогда не расставались, с самого рождения всегда были вместе. Иногда им даже казалось, что они слышат мысли друг друга, даже предугадывают намерения. Каждый ощущал другого частью себя, которой лишиться так же болезненно и страшно, как руки или ноги. И хотя до весеннего объезда оставались еще осень, и зима, и даже часть весны, но теперь время вдруг перестало ползти, а полетело стремительно, как осенний ветер.
Это было в самом начале осени.
Отец рано поднял их и вывел из Королевского холма полюбоваться закатом. Весь день бушевала гроза, и лишь под вечер над горизонтом появилась гневная огненная полоса, а лиловая мгла над ней еще глухо рычала и сверкала молниями.
Стража незаметно рассеялась по зарослям у подножия холма
Мокрая трава казалась темно-золотой в косых лучах заходящего солнца.
Молчаливый Дайя, старший телохранитель отца, поставил на камнях раскладное кожаное кресло и ушел куда-то в тень. Братья знали, что по первому малейшему знаку отца он возникнет бесшумно и неотвратимо, как смерть.
