— Взял.
Тихий смех.
— Стало быть, ты и так в выгоде.
— Мне хватит, — быстро сказал Ирвадья, чтобы, не дай боги, Ночные не подумали, что он и с них готов слупить.
— Воистину. Что же, мы твоей услуги не забудем. Но... не поддавайся на большие деньги.
— Я понял.
— Тогда жди до утра. Утром найдешь место, где их... растерзали твари. А потом иди себе.
Ирвадья кивнул. В ответ ничего не последовало. Он постоял стоял, а потом пошел себе — как было велено.
Зады у братьев после порки саднили ужасно. Мало того, отец настрого запретил своему лекарю пользовать обоих магическими мазями — только самыми обычными средствами. «Чтобы запомнили, как чужими жизнями рисковать». Про собственные их жизни отец и не упоминал — оба и так страху натерпелись. От матери тоже особого утешения на сей раз не дождались. Мало того, она вместе с отцом присутствовала при порке, и потому оба брата, стиснув зубы, терпели наказание, чтобы не опозориться ни перед отцом — королем, ни перед матерью-королевой. Лица родителей были непроницаемы, и даже когда потом оба выпоротых брата становились на колени и благодарили за науку, отец был холоден, как с чужими, а мать просто молчала. И Старший вдруг понял, что сейчас это не мать и отец, а его король и его королева.
А потом, когда оба чуть ли не по стеночке шли к себе, его вдруг разобрал смех.
— Ты что? — сипло спросил Младший, хлюпнув носом. У него в глазах стояли слезы.
— По-моему, мы с тобой теперь точно знаем, что такое «вложить ума в задние ворота».
— Не смешно, — хлюпнул Младший.
Как бы то ни было, с этого дня у Старшего в речах и поведении стала проявляться та насмешливость, что позже снискала ему прозвище «Злоязычный».
Теперь перед входом в их комнаты поставили двойную стражу. Оба сразу совсем пали духом — конец вольной жизни и послаблениям. Придется вести себя как хорошие мальчики. Правда, в тот момент хотелось только добраться до постели, упасть и уснуть, чтобы этот кошмарный день и эта кошмарная ночь поскорее ушли.
Капитан стражи вдруг отсалютовал мальчикам.
— Спасибо, — сказал он, кланяясь Старшему.
— За что? — опешил он.
— Что заступились за меня и моих людей, а то быть бы мне в Провале. Ведь мы стояли на страже и не заметили вас.
И только тут до Старшего дошло все. И он разревелся и стал просить прощения, и говорить, что больше никогда, никогда так не поступит.
Если быть хорошими мальчиками — а они твердо решили быть хорошими — то надо привести себя в порядок, даже если тебя только что нещадно выпороли и все болит так, что ни о чем больше думать невозможно. Оба со стонами вымылись в горячей воде, что отводилась в мыльню из подземного горячего источника. Нянька принесла в спальную горячего напитка — сказала, жару не даст разгуляться. Жара и не было, но уснули оба очень не сразу и на животе.
