, и над этим словом стоит задуматься: изначально in-ludere означает не что иное, как
участие в игре. Но в представлении Ницше это не бог Аполлон вступает в игру, не тот, кто своей игрой задаёт нашим человеческим играм как меру, так и границы. Основа «участия в игре», согласно Ницше, — это фантазия человека, которая помогает ему пережить эту грубую, первозданную, бесформенную жизнь, сделать её выносимой, найти в ней прибежище.
Аполлонический принцип в понимании Ницше — это «прекрасная кажущаяся поверхность, явление внутреннего фантастического мира»[53]. В искусстве, исходя из его ницшеанского понимания, нельзя видеть проявление истины, добра и красоты или идеал счастливой жизни. А следовательно, — нельзя смотреть так и на искусство жизни.
Для Ницше искусство жизни — это такая же игра иллюзий, как и любое другое искусство; это включение в игру собственных идей и фантазий, которые помогают человеку поверить, что он хозяин своей жизни и — в лучшем случае — так обставить её, чтобы жить было приятно, чтобы жить хотелось. Для Ницще идеал искусства жизни состоит в том, чтобы сделать из своей жизни такой спектакль, в котором человек, как его единственный автор, хотел бы снова и снова восклицать «Da capo! (Сначала!)»[54].
В спектакле жизни, о котором говорит здесь Ницше, мы видим на сцене не что иное, как иллюзии того, кто играет в спектакле. Это своего рода свободная импровизация, правила которой играющий устанавливает для себя сам, и высшая цель которой — сделать ткань аполлонических иллюзий настолько прозрачной, чтобы витально-дионисийская, жизненная часть человека могла бы интенсивно развиваться. Вот каковы представления Ницше о полноте жизни, о высшей степени развития потенциала: настоящая жизнь — это самопрезентация автономного Играющего, который относится к жизни как к собственному творению и сам устанавливает для себя правила. Автономный Играющий Ницше — это художник, творец самого себя: играющий ребёнок, который сам придаёт игре ценность и сам устанавливает правила этой игры. Этот идеал ницшевский Заратустра упоминает в одной из своих речей, которая называется «О трёх превращениях». Ницше описывает в ней свой путь развёртывания потенциала как последовательность трансформаций, необходимых, чтобы стать вполне самим собой. «Три превращения духа называю я вам: как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев»[55]. В образе играющего ребёнка зашифрован способный к самоопределению, свободный, говорящий «да» дух: «Но скажите, братья мои, что может сделать ребенок, чего не мог бы даже лев? Почему хищный лев должен стать еще ребенком? Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения. Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир»
