— Озубочек? — оторопело взглянул на меня Антип. — Объедок это. Пряника там печатного или пирога. Девки дурные, которые от перезрелости на стенку лезли, в Иванов день его под подушку пихали да приговаривали: «Суженый-ряженый, приходи озубочек доедать да меня целовать».
— Почему дурные? — удивился я.
— Так Иванов день же, — пояснил домовой. — Лето! Суженый придет ли, нет — неизвестно. А змий огненный, что до тела бабьего жаден, запросто заявиться на зов может. Зимой он спит в пещерах дальних, в горах Авзацких, а летом как раз безобразничает. Обернется молодцем, что эта дуреха во сне видит, да под одеяло к ней и шасть. И все, девства как не бывало, а жениха теперя сколь ни жди, уже не дождесся. Кому она, порченая, нужна? Лучше в вековухах время коротать, чем после свадьбы грех вскроется, это на всю семью позор. Одна дорога ей потом — в монастырь. А ежели вдруг еще и понесет эта тетеха, так точно соседи ворота дегтем вымажут, потому как потаскух, что до замужества ноги раздвинули, никто не любит. Охти мне, таращится-то как! И зубы пальцем трогает! Никак сожрать кого задумала? И ведь белый день на дворе!
«Змий огненный». Новое определение в бестиарии. Это кто же такой? Но до чего же дикие времена были, а? Из-за такого пустяка, как потеря невинности, в монастырь уходить. Расскажи кому — не поверят.
— Не сожрет, — подал голос из угла Родька. — Это хозяина подружка, она с нами приехала.
— Чего? — даже подпрыгнул на месте Антип. — В дом? Нежить?
— В дом не пущу, — примирительно произнес я. — А так — да, это с нами. Она безвредная.
— Она мертвая, — завопил Антип. — Неживая! Да еще и не в своем уме! Вона как губу оттягивает!
— Ей интересно, что такое озубочек, — пояснил я. — Расскажу — перестанет.
— Ты хозяин, тебе виднее, — недовольно пробурчал домовой. — Только не дело на своем подворье мертвячку держать, ровно живность домашнюю.
— Тебя не спросили, — снова высказался Родька, а после звучно чихнул.
— Забыли Жанну, поговорим о другом, — предложил я, погрозив пальцем девушке, а после подав ей знак отойти от окна. — Антип, скажи, рабочие не шалили? Все нормально?
— Хорошие трудники, — как мне показалось, с радостью перешел на другую тему домовой. — Не ленивые и не ворье. Думал, кого оглоушить придется, когда тот попробует добро наше к своим рукам прибрать, так нет. Трогать — трогали, с места на место переставляли, но чтобы в карман сунуть — не было. И делают, опять же, все на совесть. Чтобы согнутый гвоздь оставить или там криво доску прибить — не видал.
