Все было напрасно.
— Про Найду слыхали, — кивнул милиционер. — Жалко, что его хлопцы в такую историю попали. И вы меня, дед, на беззаконие не подбивайте. У нас с ночными гуляками — свой разговор. Верно я говорю, товарищ сержант? — обратился он за поддержкой к своему коллеге.
— Какие могут быть разговоры! — строго ответил второй милиционер. — Пойдемте в отделение — и точка!
Петр Невирко глянул, словно прощаясь, в оконный проем, беспомощно развел руками.
— Пошли, Виталик, — сказал невесело. — Вот и потанцевали!.. На панелях лучше с перфоратором танцевать, а не с магнитофоном.
И он первым зашагал к лестничному пролету.
В дежурной комнатушке Жугая было тесно и не убрано, на подоконнике играл маленький транзистор в кожаном футляре — передавали непонятную восточную музыку. Под потолком тускло светилась лампочка. Стоял непокрытый изрезанный ножом стол с черным телефоном, продавленный диван с двумя валиками, колченогий венский стул.
Все зашли внутрь, кроме Полины. Она стояла на улице и, прижимая ко рту кулачок, горько плакала. Ванда оказалась решительнее: протиснулась к телефону, набрала номер. Никто ей не ответил, и она набрала снова. Слушала долго, упрямо. Когда и на этот раз не ответили, она повернулась к Петру и сердито сказала:
— Ну, позвони же куда-нибудь, Петр!
Старший из патрульных глянул на нее сочувственно. Спросил, куда, собственно, звонить? Вопрос и так ясен. Он был по натуре добрым, и ему стало жаль девчонок. Сел к столу, положил на него планшетку, вздохнул. Чего уж там!.. Он показал рукой на дверь и сказал, что девушки могут идти. И пусть хорошенько подумают, с кем проводить по ночам время. Когда за Вандой захлопнулась дверь, принялся за хлопцев: основательно, с пристрастием и придирчивостью. Откуда, сколько лет, место жительства, пол…
— Пока что мужской, — сердито ответил Невирко.
— Так и запишем: мужской, — произнес, не обращая внимания на его тон, патрульный милиционер.
Милиционер в кителе, с широким поясом, при кобуре, в милицейской фуражке, сдвинутой на затылок, руки тяжелые, узловатые, трудовые. Заполняет все тщательно, очень точно, будто схватил настоящего преступника, к которому не может быть доверия. Петр и Виталий стоят у двери немного подавленные: влипли в историю из-за такой ерунды. Кто, собственно, виноват? Надо же было с этой музыкой лезть на верхотуру. Противный старикашка! Петр искоса поглядывал на совершенно упавшего духом Жугая, который сел на продавленный диван, — козлобородый, в брезентовом плаще, в огромных сапожищах… Своих, своих подвел!..
