— А мне, знаете… — голос ее зазвучал ниже, в нем послышались глухие нотки, — когда вы там были, приснилось как-то… Село наше и полицаи с бляхами… Мама будто бегает по двору, кричит: «Оля, Оля!», в поветь заглянет, в сад, в сарайчик, а немец хохочет: «Твоя Оля есть капут! И ты есть капут!» Потом стрельба началась, а баба Фекла меня за руку со двора, все тянет, все прикрывает фартушком, а немец ей вслед кричит: «Твоя Оля есть капут! Капут!» — Ольга Антоновна усталым жестом провела рукой по глазам, и в них Найде открылась такая боль, что он весь похолодел. — И отчего такое до сих пор снится? Когда ворвались немцы с полицаями, нас с бабушкой в селе не было. В лес ходили по грибы, оттуда уже услыхали, что стреляют. Дым увидели. В лесу потемнело… А снится так, будто и меня в ров тащили. Отчего это, Алексей Платонович?
Они пошли вместе домой. Никогда прежде так не случалось: чтобы вместе, и Найде было приятно идти с ней рядом, ощущать ее так близко. Как она стала ему дорога за эти годы!
Сели в автобус. Ехали в тесноте, прижатые друг к другу, избегая разговоров и в то же время чувствуя неловкость от молчания. Вот и тихая улочка пригорода, где кирпичные коттеджи, где садики кудрявятся за аккуратным штакетником, а дорога неровная, в рытвинах, с вывороченными кое-где булыжниками.
Вот и дом Найды, сложенный из красного кирпича, с острой крышей, с маленькими окошками, с двумя крылечками по обе стороны. Во дворе на козлах опрокинутый скутер, днище тщательно прошпаклевано, покрашено, вокруг желтеют на земле стружки, какие-то дощечки, рейки. Все это смастерил сам Алексей Платонович, он завзятый рыбак, любит Днепр, любит в одиночестве порыбачить где-нибудь у крутого берега, когда утренняя заря только разгорается, бросая первые алые отблески на речную гладь. Нынешним летом побывал Найда со своим корабликом даже на Черном море — получил специальное разрешение на проезд через все плотины и шлюзы. Вот уж натешился красотой и сердце свое малость подправил.
Ольга Антоновна задержалась у ворот, хотелось продолжить разговор. Знала: пройдет Алексей Платонович на половину Климовых — и не увидишь его до завтра. Стесняется ее, что ли.
— Сегодня хлопцы были не в форме, — проговорила она, лишь бы что-то сказать. — Петро сердитый, на всех кидается. Слышала: Виталий хотел его развеселить, да все напрасно.
Найда рассказал про случай с цветами, которые принес Саня Маконький. Грубо, нехорошо поступил Петр. А ведь такой деликатный с товарищами, всегда готов сделать для них доброе дело. Когда были в Лейпциге, он все свои марки и пфенниги истратил на подарки. Купил какие-то особенные очки для Сониной матери. Витьку Коржа модными галстуками одарил. Бескорыстный парень. Когда вышел на соревнование с Крайзманом и ему дали в помощь немецких рабочих, посмотрела бы ты на его лицо! Небось думал: где мои ребята? Что я без них могу? Ведь я с ними — одно целое.
