— Спасибо, — Саймон взял протянутый фонарь. — Я сделаю все, что в моих силах. И еще…
— Что такое?
— Вы ведь знаете Молитву Господню?
— Полагаю, да.
— Это хорошо, — Рэнкин ухватился за почти вертикальный рельс и светил фонарем, ища опору. — Мой совет: читайте ее снова и снова, можете про себя, если не хотите, чтобы вас слышали.
— Я еще и колыбельные знаю, — снова послышался надтреснутый смешок. Саймон не ответил. Он почувствовал легкий укол совести оттого, что некому будет устрашить демона молитвой. Но ничего нельзя было сделать: Андреа отчаянно нуждалась в его помощи. Он начал карабкаться. Через несколько минут все тело заныло; стараясь не обращать на это внимания, он стал читать молитву. Время уходило.
После ухода Саймона Андреа прилегла в одежде на кушетку. Она слышала поворот ключа в замке, удаляющиеся шаги, скрип несмазанной садовой калитки. Потом наступила тишина.
Свет лампы казался ненужным расточительством в комнате, залитой червонным золотом заката. Но Саймон потребовал, чтобы сюда не проникала тьма. Он также настаивал, чтобы Андреа не переступала меловую черту, — а выключатель находился за ней. Под подушкой на всякий случай лежал фонарь, но об этом даже думать не хотелось.
Она лежала, глядя, как солнечные блики расползаются по стене, потом блекнут и пропадают. Мысли вернулись к Саймону. С ним порой бывало тяжело, его одержимость казалась ограниченностью, но такова была натура идеалиста, стремящегося к совершенству. Он неустрашимо следовал своему предназначению; и вовсе не капризная Джули сманила его от иезуитов. Он сам в глубине души пожелал уйти, нуждаясь в более глубокой вере — своей собственной. Жена изменила ему, едва не погубив. Сейчас он боролся за себя: так самоубийца, бросившийся в омут, в последний миг начинает вдруг барахтаться, пытаясь выплыть. Это усилие он сделал ради Эдриена и Фелисити, а теперь детей отнял безжалостный и несправедливый закон.
И тем более он нуждался в Андреа. Господи, она бы родила ему детей, но он отказал в этом и ей, и себе, когда-то подвергшись стерилизации. Больно было думать, что больше никогда ей не родить. Во всяком случае, не от Саймона. Черт, что за мысли, словно пошлое предчувствие, что она может лечь с другим мужчиной и получить от него живое семя. Легкая дрожь поднялась изнутри и пробежала по телу. Ощущение чем-то напомнило отроческие фантазии и даже взволновало; Андреа невзначай опустила руку меж бедер и скользнула пальцами по материи джинсов…
