— Так что же, оставаться тут?
Мэтисон не ответил. Сам он не был готов карабкаться по шахте фуникулера и не хотел брать на себя ответственность, посылая других. Пусть решают сами: он не станет препятствовать добровольцам.
Но добровольцев не нашлось. Никто не отзывался, ожидание обещало затянуться: когда еще наверху догадаются что-то предпринять… Мэтисон распорядился, чтобы фуникулер не вытягивали до его сигнала. Кто посмел бы ослушаться владельца сланцевых пещер Кумгильи?
Рэнкина клонило в сон, пришлось встряхнуться, отгоняя дремотное оцепенение: во сне он был более уязвим. Молитва — единственная преграда между ним и тем, что затаилось в пропыленном мраке.
Хуже всего была тишина. Сюда не доносились ни звуки капели, ни шорох мелких осыпей в толще завала. Пустота, насыщенная опасностью, как воздух перед грозой — электричеством, тишина, готовая взорваться в любую секунду. Время текло медленно, люди уже устали поглядывать на светящиеся циферблаты часов. Энергия в них иссякла.
Неожиданно Саймон вздрогнул и стал пристально, до боли в воспаленных глазах всматриваться в темноту. На миг ему показалось, что он заснул, но нет — просто из сумятицы блуждавших в сознании опасений выделилось одно: Андреа! Внутренний голос, мучивший его все время, произнес имя, столь дорогое, что Саймон мгновенно покрылся холодным потом. Это могла быть лишь игра подсознания… Но когда по телу прошел знакомый озноб, Саймон понял: это не шутки. Боже, его завлекли сюда и держат в западне, а в это время наверху!.. Мысль об этом была невыносимой, он не мог дольше оставаться здесь. Он лихорадочно рванулся к выходу через распростертые тела, не обращая внимания на ворчание и брань. Мэтисон, прикорнувший на платформе, зашевелился и включил фонарь.
— А, это вы, святой отец. Что, не спится? — он хрипло засмеялся собственному остроумию.
— Послушайте, Мэтисон, — Рэнкин морщился от иголочек в затекших ногах, — вам ведь нужен доброволец, который пойдет наверх, верно?
— Я этого не говорил.
— Тем не менее он вам нужен. Так вот, я иду.
— Вы с ума сошли. Вы же не сможете, тем более впотьмах. А эти парни привыкли лазать в опасных местах.
— Да, только ни один из них не хочет идти.
— Но вы же священник. Или… бывший священник? — Мэтисон уже не скрывал насмешку.
— Единожды рукоположенный в сан остается священником до конца своих дней. Я служитель Господа перед лицом Его. Еще и поэтому идти должен я.
— Ну что ж, — Мэтисон неуклюже пытался скрыть злорадство. — Я умываю руки. Вот, возьмите, вам пригодится.
