— Хватит! — властный окрик остановил избиение. — Она должна быть в сознании до самого конца. Натяните веревку!
Они с готовностью ухватились за веревку и рванули с такой силой, что сдавленный вопль Шины тут же оборвался булькающим хрипом. В мягком серебристом свете луны ее нагое тело казалось невесомым, даже прекрасным. Широко раскрытые глаза смотрели с мольбой, но было некому внять. Слово Илая было законом, и никто не смел возразить. Их охватило новое желание, разнузданность которого граничила с безумием; в предвкушении убийства они были чужды и разума, и сострадания.
— Повесить ее! К дьяволу эту сифилитичку!
Все не сводили глаз с Лилэна, державшие веревку ждали его команды.
Тот стоял, воздев руки к ночному небу, в лунном сиянии его глаза казались огромными. Он физически ощущал свою власть: в ушах зашумело, кровь в жилах побежала быстрей, сердце отбивало боевой ритм. Когда Лилэн решил разнообразить серое существование кумгильцев, он выдумал и "священные" обряды, призванные помочь участникам оргий позабыть стыд. Неожиданно фантазия стала реальностью, и теперь губы шептали странные, непонятные ему самому слова. Но он был уверен, что именно те самые, которые нужны для прямого обращения к Хозяину Зла.
Тело Шины приподнялось еще выше, когда свободный конец веревки привязали к стоявшей рядом березе, связанные ноги задергались. Палачи поспешили присоединиться к остальным, чтобы лучше видеть раздувшееся, искаженное лицо жертвы, кровь, брызнувшую из прокушенной губы на грудь. Тело медленно качнулось, черный треугольник, казалось, дразнил мужчин, скрывая то, что столько раз в прошлом давало им наслаждение. На этот раз не оргазм потряс тело Шины, но приближение смерти. Хрустнули позвонки искусанной в любовном экстазе шеи.
Заклинания Лилэна потонули в злобных криках. Тело дернулось в последний раз и обвисло; сук заскрипел под тяжестью. Смерть Шины была встречена воем разочарования, но не потому, что ее пожалели: все произошло слишком быстро, и они не успели насладиться мучениями жертвы. Свою злость и досаду они обрушили на безжизненное тело, царапая его ногтями, молотя кулаками; под яростными ударами оно болталось, как боксерская груша. Тем временем Илай Лилэн продолжал монотонно читать заклинания, на лице застыла отрешенность, глаза казались невидящими, словно бельма.
Неожиданно сгустился туман, холодное облако опустилось на рощу, скрыв белой пеленой и луну, и болтавшийся на веревке труп. Все затихли, как по команде. Даже голос Лилэна смолк, хотя губы продолжали безмолвно шевелиться, призывая зло.
