Спецназовец. Точка дислокации | страница 74
Он еще прибавил газу, чтобы добраться до места без малейшего опоздания, минута в минуту. Особого смысла он в этом не видел, но главная прелесть воинской дисциплины как раз в том и заключается, что точное и беспрекословное выполнение приказа снимает с подчиненного всякую ответственность за конечный результат. Если операция, в которую ты внес свою крошечную лепту, завершилась успешно, честь тебе и хвала. А если дело не выгорело, орденов на грудь ты не дождешься, зато и спроса с тебя никакого: ты добросовестно выполнил приказ, и не твоя вина, что приказ был глупый…
С филигранной точностью вписывая изрешеченный пулями пикап в многочисленные крутые повороты и между делом получая от этого простое невинное удовольствие, Жук уже не впервые задумался о том, как дошел до жизни такой. Честно говоря, в детстве и юности он мечтал о чем-то ином — о чем именно, так до конца и не разобрался, но уж точно не о карьере спецназовца, служащего по контракту.
«Сын поварихи и лекальщика, я с детства был примерным мальчиком», — вспомнились ему слова песенки, которую, бывало, любил распевать под гитару Якушев. Данное музыкальное произведение исполнялось в ритме танго с утрированным еврейским акцентом и повествовало о юности, загубленной на вечеринках в компании «пьющих товарищей». Разумеется, песенка описывала биографию Валерия Жукова далеко не буквально. Родители его были интеллигентами во втором поколении — школьными учителями, если быть точным, — и молодость его пропала вовсе не на пьяных вечеринках, а как раз тут, среди диких красот Кавказского хребта, под пулями бешеных чеченских джигитов и обкуренных в хлам арабских наемников. Но, невзирая на разницу в деталях, итог получился точь-в-точь как в песне: «Уходят годы, и нет исхода, и мать-старушка слезы горькие льет».
Ничего удивительного в том, что книжный мальчик, фантазер и романтик с ярко выраженными гуманитарными наклонностями стал тем, кем стал, Жук не видел. Если взять щенка, скажем, немецкой овчарки — породистого, здорового, умненького и так далее, — то независимо от его наклонностей и желаний из него можно воспитать кого угодно: сторожа, специалиста по поиску наркотиков и оружия, следопыта, охотника… С таким же успехом его можно превратить как в изнывающий от безделья, разжиревший придаток дивана в гостиной, так и в нерассуждающего убийцу, готового по первому знаку хозяина рвать зубами глотки и, захлебываясь кровью, выпускать жертве кишки. Именно это с ними со всеми и произошло. Процесс вовсе не был легким и безболезненным; в зависимости от свойств исходного материала каждого из них изуродовало по-своему — кого-то больше, кого-то меньше, но каждого. Это было нормально: в конце концов, то же самое на протяжении жизни происходит с любым человеком, будь то лауреат Нобелевской премии или бомж с Казанского вокзала. Выбирая из великого множества дорог какую-то одну, ты автоматически отказываешься от всех остальных. И чем дальше ты уходишь от перекрестка, на котором стоял в юности, тем меньше у тебя остается шансов вернуться назад и пойти другой дорогой. И кто знает, кем лучше быть — хорошим солдатом или плохим ученым, толковым учителем труда или бездарным литератором?