– Может, в вашем Пскове нет нормальных фотографов, откуда мне знать? – пожала плечами Лика.
– Давайте все-таки пойдем, – предложил Степа, – разговоры разговаривать можно и по дороге.
Спорить никто не стал. Все закинули рюкзаки за плечи и двинулись за Степой.
– А кто такие навьи? – спросила Полина.
– О, так ты прям иллюстрация к утверждению «Все блондинки тупые», – первой отозвалась Лика. Как и услышала только? Ведь шла далеко от Полины.
– А ты – иллюстрация к утверждению «Все рыжие стервы»? – не осталась в долгу Полина.
– Навьи – это мертвые по-нашему, – пояснил Степа. – Не все, конечно, а те, кто после смерти не нашел покоя. Самоубийцы, колдуны, ведьмы, те, кого люди прокляли, некрещеные, непогребенные, неотпетые в церкви.
– А почему ты решил, что Лика – навья? – не поняла Полина.
Степа видел, как Мирра бросила на него заинтересованный взгляд. Наверное, гадает, как он будет выпутываться. А что ему придумывать? Он правду скажет. Даже если не поверят, теперь уже никуда не денутся, в Еловое с ним пойдут. Из леса самостоятельно точно не выйти. Не выпустит.
– Потому что неделя сейчас такая. Этой ночью началась. Мертвая неделя. Между Явью и Навью исчезает граница, мертвые приходят в наш мир. Это очень опасно, поэтому лучше не встречаться с ними, особенно ночью.
Сказал и искоса посмотрел на остальных. Лика, очевидно, и сама знает о Яви и Нави. Верит или нет – другой вопрос, но раз живет неподалеку, точно знает. В этих местах все знают. Мирра поверила еще ночью, он видел это. Матвей, которому звонит мертвая бабушка, наверняка тоже не сомневается. Остается только Полина, но та если и не поверила, то виду не подала. Ну ничего, в деревне и не с таким познакомится.
На этот раз разговаривали меньше. То ли устали, то ли опасались чужака. Сами-то уже сдружились, а Лика оставалась чужой. Более того, своей стать не стремилась. На любой вопрос огрызалась, хамила и плевалась. Постепенно вопросы ей задавать перестали, но и друг с другом не разговаривали. Солнце начало клониться к закату, по Степиным расчетам они давно должны были выйти к деревне. Между деревьев уже залегли длинные, пугающие тени, в которых копошились, стонали голодные навьи, ожидая темноты. Чувствовали живых, облизывались, роняли слюну на мягкий мох, ждали своего часа.
Степа понимал, что надо что-то делать. Не пустит он чужаков, не даст пройти. Ему одному дал бы, его он знает. Наверное, еще одному из городских. Но кому, Степа не знает. Да даже если бы и знал, остальных не бросит. Нельзя. И просто не стал бы. Не в его это правилах. Трусом Степа никогда не был.
