Юй-чжэнь чувствовала себя очень плохо, еще немного, и у нее помутится рассудок.
— Говорила ведь я, что не надо ее отпускать, но ты не захотел меня слушать! — начала упрекать она мужа. — А сейчас сбываются слова Сяо-ло о том, что мы еще натерпимся от них!
— Я тогда ошибся! Глаза мои ослепли! Ну хорошо же, не буду я человеком, если не отомщу им! — И Тянь-бао в бешенстве затопал ногами.
— Надо мстить им, мстить! — никак не мог успокоиться дядюшка Го У.
— Это уж решено! Только подавать на них в суд, да еще без денег, не годится! — задумавшись, проговорил Тянь-бао.
— Об этом не беспокойся! Все тебе поможем! — в один голос ответили собравшиеся.
— Я продам кровать и постель и деньги отдам тебе! — взволнованно крикнул Го У.
— У меня есть две курицы и пять десятков яиц. Я их также продам и деньги отдам тебе! — крикнула возбужденная тетушка Чжао.
— А мы продадим несколько доу зерна и тоже внесем свою долю! — крикнул Сяо-ню.
Когда обо всем случившемся узнали Да-бао и его отец, они также внесли свою лепту — дневной заработок.
— Вот подлецы! — ругался отец Да-бао. — Так оскорбляют людей!
Все односельчане приняли горе семьи Чжанов близко к сердцу, и каждый старался помочь им чем мог. Вскоре у Тянь-бао набралось уже более девяти юаней деньгами, и на следующий день утром он с женой собирался ехать в Тяньцзинь разыскивать Душегуба и Чжао Лю и подавать на них в суд. Мешок гаоляна, оставленный им повстанцами, они продали, а вырученные деньги решили израсходовать на дорогу. Вечером из Юйтяньчжуана пришел Тянь-и. Узнав от брата о судьбе Фэн-цзе, Тянь-и заскрипел зубами от злости. Он дал брату два юаня и сказал:
— Ты обязательно напиши мне, как пойдет дело в суде!
В эту ночь ни Тянь-бао, ни Юй-чжэнь не могли заснуть, гнев и возмущение переполняли их сердца.
* * *
Теперь вернемся к Фэн-цзе. Как мы помним, она прошлой осенью уехала вместе с приезжавшим из Тяньцзиня гостем. В тот же день поездом они прибыли на Западный вокзал Тяньцзиня. Там они сели в коляску рикши и вскоре приехали в переулок Дунси, расположенный в южной части города. Здесь они вошли в большие черные ворота и оказались во дворе, где стояла необычная для жилого дома тишина. Поднявшись по лестнице, они увидели на пороге мужчину и женщину. Обоим было лет по тридцать, оба в шелковых одеждах.
— А мы как раз собрались ехать на вокзал встречать вас, — сказали они, заметив Фэн-цзе и ее спутника.
Тот вежливо поклонился им и представил их девушке:
