Кейтлин любит всех, а если не любит, то хотя бы не ненавидит. Может, даже Серсею с её шармом и запахом от 'Chanel'. Она не выносит, однако, голос до боли под рёбрами не её ребёнка и смех мальчишки-сироты, в ком бьётся кровь Старков. Боги таких вещей не прощают.
Леди Старк мало кому говорит про ружьё у стенки шкафа и про то, что оно отнюдь не её мужа. Она молчит о ночах за рабочим столом, когда её старший сын, её первенец, метается в ужасе и безысходности. Она молчит о купленном яде, который так и не смогла подсыпать пятилетнему мальчику без матери. Она выкинула порошок, но ведь когда-то его купила.
Боги такого не прощают. В Нью-Йорке пойдут дожди.
Арья сбегает из дома в пятнадцать с спортивной сумкой наперевес и мужчиной без имени. «Его зовут Якен». Ах, да.
У Арьи смех словно летний дождь. У неё в волосах нет рыжины Талли, но зато в глазах — упорство Старка. В ней гордости больше, чем, наверно, даже в матери, а пьёт она кофе без сливок и не ест сладкого. Арья читает «Звёздный десант», смеётся искренне, беспорочно, по-детски.
От девчонки всегда пахло проблемами и железом. Она возвращается домой через три года с рюкзаком, полным оружия и чужих документов. Улыбка у неё та же, но смех другой.
— У девочки нет имени.
— Девочка — Арья Старк, и она отправляется домой.
Дома не то что не ждут, скорее не надеятся, не вспоминают, потому что боятся понять, что случилось. Арья обнимает сестру по-семейному, разводит руками на приветствие Брана, пьёт пиво почти без стеснения и стреляет метко. Дырок в стене всё больше.
Она не говорит, где пропадала три года, кто такой этот Якен, и почему, собственно, он. Да никто и не спрашивает, в общем-то. В Нью-Йорке всё равно нет настоящих лиц.
Серсея коренная англичанка, но Нью-Йорк давно въелся ей горькой привычкой под светлую кожу. Она больше не маленькая девочка-леди, окружённая рыжеватыми корги. Она больше не крутится рядом с Королевской семьёй, вся в бантах и лентах, не изображает пастушку на Рождество, больше не пьёт липовый сироп и не ест толстых блинчиков со смородиновым джемом, она больше не прыгает на кровати с братом, пока родители уверены — они спят.
От Серсеи пахнет ночью и духами от Каролины Эррера. Она пьёт полусладкое и прячет острые скулы (можно порезаться) в воротник дорогого пальто. Почти девушка, почти счастливая, почти улыбается и почти не влюбляет в себя всех, кто находится рядом. От Ланнистер хочется бежать, а ещё больше хочется зарыться лицом в её золотые локоны, целовать губы лилового цвета и ненавидеть-ненавидеть-ненавидеть её всей истерзанной душой.
