И вот с середины июня началось бурное таяние. Образовались большие озера, между которыми потекли ручьи. Льдину буквально затопило. Особенно много воды набралось в лагере — здесь были темные предметы, поглощающие солнечную энергию, и много снега, скопившегося около разных препятствий.
Приходилось бурить во льду скважины, и талая вода уходила под лед, размывая при этом огромные сквозные воронки. Но так было только вначале, пока существовала разница уровней воды в снежнице и в океане; в потом дно снежниц протаяло настолько, что оно стало ниже поверхности воды и, естественно, сток пресной воды под лед прекратился. Но все же между снежницами образовались сухие участки льда, на которые и перетаскивали жилые и служебные палатки.
— В общем, летом жизнь на дрейфующей льдине «мокрая», да вдобавок и погода в это время неуютная, — резюмировал Сомов. — Досаждали частые дожди, мокрый снег и туманы, температура над тающим льдом держалась около нуля.
Летом сюда за сотни километров от берега и кромки льда прилетали птицы: пуночки, чайки, утки. В разводьях часто появлялись нерпы, и даже видели морского зайца.
— А однажды мы с Яцуном и Чуканиным обходили поле и вдруг за грядой торосов услышали глубокий вздох и заметили небольшое облачко белого пара, — рассказывал Сомов. — Мы бросились к разводью, но ничего, кроме двух спин стального цвета, разглядеть не удалось. Вероятно, это какая-то разновидность китов или, может быть, нарвалы.
Были и трагические моменты. В один из редких солнечных дней участники дрейфа ушли на взлетную полосу спускать воду под лед. В лагере остались дежурные. Вдруг кто-то закричал:
— Пожар!
Загорелась палатка радистов, а в ней радиостанция. Дежурные стали тушить огонь, черпая ведрами воду из снежницы. Но безуспешно. Как назло взорвался бачок с бензином, стоявший в палатке на движке. Огонь усилился. От жары рвались винтовочные патроны. В результате палатка и радиостанция сгорели.
— В первые минуты нам казалось, что теперь все кончено, — рассказывал мне ледоисследователь Яковлев. — Нет радиостанции, нет связи с внешним миром, и никто не узнает, что с нами случилось.
Но опытный радист Курко, механик Комаров и аэролог Канаки из запасных деталей и обгоревших остатков прежней рации за несколько дней собрали новую и восстановили связь. Эпизод, таким образом, закончился благополучно.
К моему прилету лагерь выглядел по-зимнему. Всюду осенняя пурга намела сугробы. Вокруг жилых палаток из снежных кирпичей были возведены снежные стенки с таким расчетом, что между ними и пологом палатки образовывалась воздушная прослойка. У входа возвышались просторные снежные тамбуры. Все это помогло сохранять тепло, ведь в конце октября мороз держался около 30, а дальше будет и 40, и 50 градусов ниже нуля.
