Федор пересел к ней на скамейку, она порывисто повернулась к нему, и он поцеловал приоткрытые, ждущие губы. Катя положила голову ему на плечо:
— Вот так бы сидеть с тобой — и ничего больше не надо. Знаешь, Федя, мне хочется бросить всю эту суету и нервотрепку и уехать куда глаза глядят, где тишина, покой… Расскажи мне о Сибири. Я ведь совсем не знаю, как ты жил там.
Федор подложил дров в печку, поставил чайник.
— Зимой в Улянтахе вот так же в печи жарко пылают дрова. Наша семья ужинает. Трещит керосин в лампе. За крайними избами поселка во все стороны на десятки километров лежит безлюдная, занесенная снегом тайга. А черное ночное небо временами озаряется сполохами полярного сияния; ночь от этого кажется таинственной и страшной. Стоит полное, не нарушаемое ни единым звуком таежное безмолвие…
Или проснешься утром: метель улеглась, волнистыми сугробами укрыла землю, деревья застыли в мохнатых навесях, снег полыхает голубым огнем.
Федор описал, какие бурные, шумные весны в Сибири, как реки ломают двухметровый зимний лед, как буйно растет трава и распускаются деревья. Рассказал о своей работе на лесоучастке, как гонял плоты по Студеной, работал на стройках, — рассказал в самых общих чертах, умалчивая о трудном, — зачем Кате знать это? Она может подумать, что он хочет вызвать жалость к себе.
— Поедем, Катюша, летом на Сибирскую ГЭС. Тебе у нас понравится. Отдохнешь, успокоишься. Знаешь, оттуда мелкими и ничтожными кажутся все наши тщеславные заботы, вся эта борьба самолюбий и честолюбий.
— Я очень хочу посмотреть Сибирь. Но боюсь, что не приспособлена к простой, деревенской жизни. Я не умею топить и стряпать в печи, не представляю, как можно жить без электричества, без холодильника!
— К тому времени, когда мы окончим институт, в Сибирске уже будут построены двенадцатиэтажные дома-башни, так что тебе не надо будет топить печь!
Федор не смел сказать прямо, что просит ее стать его женой, — он не был уверен, что Катя согласится. Но потерять всякую надежду? Пусть лучше будет неизвестность… Катя угадала его мысли и засмеялась:
— «Увезу тебя я в тундру, увезу к седым снегам. Белой шкурою медвежьей брошу их к твоим ногам» — так, кажется, поется в песне? Федя, дорогой, ты говоришь так, будто я уже твоя жена!
Федора смутила ее проницательность и откровенность, но тут же он обрадовался, что Катя сама заговорила о том, о чем он боялся сказать, и тоже будто в шутку, хотя сердце его колотилось от ожидания ответа, сказал:
