— Поймите, я впервые в жизни попробовал яблоко! В наших местах они не растут, а в те годы их к нам не завозили, — объяснил Федор.
— А потом, вас и узнать невозможно: вы так возмужали! Что же вы столько лет не показывались к нам? — продолжала Елизавета Александровна.
Радынов погрозил Федору кулаком:
— Я уже отругал его за это!
— Проходите же, пожалуйста. Теперь мы вас скоро не отпустим. Вы нам подробно расскажете, как там у нас на родине жизнь идет! Иван туда часто летает, а меня перестал брать с собой!
Ее улыбка, естественность и радушие растопили скованность Федора, он почувствовал себя свободно и непринужденно, и они втроем проговорили весь вечер, вспоминая Сибирь.
После чая Федор попросил разрешения Ивана Сергеевича посмотреть книги, которыми были уставлены высокие, до потолка, стеллажи в кабинете. Иван Сергеевич показал самые интересные: рукописные и старопечатные книги, найденные им в годы работы в Сибири, труды известных ученых и произведений писателей-сибиряков с авторскими надписями. Иван Сергеевич дал Федору несколько специальных трудов о плотинах и сказал, что он в любое время может приходить и брать нужную литературу.
Профессор взял Федора под руку и, смущенно покашливая, проговорил глухо:
— Кстати, Федор Михайлович… тебе того… надо больше времени науке уделять…
Тут он неожиданно, как-то неловко, стесняясь, вложил в руку Федора свернутые жесткие бумажки.
— Возьми вот немного денег, пригодятся…
Федор раскрыл ладонь, увидел пачку топорщащихся красных десятирублевок, и рука его загорелась, будто он держал раскаленные угли; он протянул деньги Радынову:
— Что вы… Ни в коем случае!
— Но почему же? — отступил назад Радынов. — У меня они лишние…
Покрасневший, взволнованный Федор поспешно сунул деньги Радынову в карман пиджака.
— Вы меня обидеть хотите… Не за этим я пришел к вам, Иван Сергеевич…
В замешательстве, виновато пряча глаза, Радынов заговорил торопливо, пытаясь сгладить неловкость:
— Чудак ты, ей-богу… Ну чего ты обижаешься? Тебе надо учиться, писать научные статьи, а ты тратишь силы, чтобы заработать на кусок хлеба…
Уже сердито, резко — видно, происшедшее очень задело его — Федор сказал:
— А я горжусь тем, что с пятнадцати лет зарабатываю себе на хлеб и помогаю матери! И всего добиться хочу только своим трудом, без знакомства и блата, без всяких окольных путей. Если я получу диплом с чужой помощью, я не буду уважать себя!
— Какой щепетильный!.. Извини меня. Да ты садись, садись, пожалуйста! — видя, что Федор собирается уходить, Радынов взял его за руку и стал в шутливом тоне рассказывать о своей нищей студенческой жизни, чтобы Федор понял: не хотел он его обидеть.
