И только тут Федор со спокойной совестью признался:
— Я работал с вами на изысканиях летом шестидесятого года.
Взволнованный Иван Сергеевич взял Федора за руку, внимательно вгляделся в его лицо:
— Позвольте, позвольте… Что-то не припоминаю вас… Кем же вы работали?
Федор с облегчением улыбнулся:
— Коллектором, Иван Сергеевич… Мне было тогда пятнадцать лет… Я ведь уродный сибиряк, из Улянтаха…
Иван Сергеевич обрадованно поднялся, протянул Федору большую, сильную руку.
— Вспомнил! Все вспомнил! Мы еще назвали в твою честь Федоровским песчаный карьер, который ты нам показал! Да как же тебя узнать? Из мальчишки какой богатырь вырос, умница! Иди в мой кабинет и жди меня, закончу экзамены — поговорим!
Иван Сергеевич неожиданно стал обращаться к Федору на «ты», что у него было признаком особого расположения к человеку.
Вернувшись в кабинет, Иван Сергеевич сразу же стал ругать Федора.
— Почему же ты до сих пор не пришел ко мне?
— Да стеснялся как-то, Иван Сергеевич… У вас ведь столько дел…
— Ну и напрасно! А я часто вспоминал белоголового мальчишку из Усть-Ковды: где он теперь, что делает, не забыл ли о наших разговорах на берегу Студеной?
Федор достал из портфеля аккуратно обернутую в целлофан книгу.
— Вашу книгу я берегу как самую дорогую реликвию. Помните, что вы пожелали мне девять лет назад? Сбылось ваше пожелание, Иван Сергеевич. Три года на Красноярской бетон укладывал в плотину. А вот теперь учусь у вас!..
Радынов снял очки и, сощурив близорукие глаза, посмотрел на Федора:
— Ну и как, не ругаешь меня за то, что втравил тебя в это дело?
— Что вы, Иван Сергеевич! Это просто счастье, что я встретил тогда вас!
— Спасибо, спасибо… Знаешь, для меня, старика, сейчас самая большая награда — помочь молодым выбрать правильный путь. Хочется, чтобы вы не повторяли наших ошибок — мы заплатили за них слишком большую цену. К сожалению, такое уж строптивое создание человек: не принимает ничьих советов, и пока не набьет шишек на собственном лбу — не постигнет истину. Иногда на это бесплодно уходит вся жизнь. Есть мудрая и горькая французская поговорка: «Молодость может, да не знает, а старость знает, да не может…»
— Вот я и расскажу вам, Иван Сергеевич, как я после нашей встречи девять лет набивал шишки, добираясь до смысла жизни, — усмехнулся Федор.
Он рассказывал, а Радынов пристально глядел на него, то одобрительно улыбался, то сердито хмурился:
— Спасая раненого охотника, ты выдержал экзамен на звание человека!
