— Ты еще десятилетку не закончил! Нет, милый, нам придется расстаться. Мне тоже нелегко будет возвращаться к нелюбимому мужу, к будням и скуке. Но что делать — не судьба!
3
Уехала Светлана в начале июля на грузовом теплоходе.
Она была оживленная, веселая, говорила, что истосковалась по сыну, и радовалась, что скоро увидит его.
— Ну что ты такой хмурый? — тормошила она окаменевшего Федора. — Милый, ну зачем же все воспринимать так трагически? Надо жить, жить и радоваться! Желаю тебе новой счастливой любви! Пожелай же ты и мне найти свое счастье!
Федор не мог говорить…
Он вернулся в Улянтах, но тоска его была такой невыносимой, что он не мог оставаться дома и с очередным караваном плотов уехал вниз по Студеной, на север. Думал, что дорога, новые места отвлекут его от тяжелых мыслей.
Мимо проплывали незнакомые берега, шиверы и перекаты, села и пристани, ночью сплавщики разводили на плоту костер, чтобы согреться и предупредить идущие навстречу суда, и тогда в обступившей со всех сторон темноте видно было только беспокойно метавшееся пламя костра, отраженное в черной воде, но взгляд Федора ни на чем не задерживался, перед его внутренним взором стояла Светлана, какой он ее увидел впервые, освещенная солнцем, с нимбом пылающих волос вокруг головы, и тоска не проходила. Сдав на Енисее плоты, сплавщики вернулись теплоходом, но Федору не хотелось возвращаться домой, хотелось остаться одному со своей тоской, он нанялся младшим механиком на теплоход, который доставлял грузы и смену зимовщиков на Северную Землю.
Он прошел до устья Енисея, повидал Туруханск, Игарку и Дудинку — города, о которых в детстве ему рассказывал отец, их названия с тех пор звучали в нем волнующей, призывной музыкой, и теперь от встречи с ними Федора охватило щемящее чувство радости и печали: вот так же, как сейчас Федор, много лет назад отец проплывал мимо этих городов, глядел на них удивленными, восхищенными глазами, и Федору казалось, что на домах, причалах и берегах навсегда запечатлелся невидимый, но реально ощутимый отблеск отцовского взгляда. В Диксоне он увидел край земли, Ледовитый океан, о котором мечтал еще в детстве.
Из Диксона пошли Карским морем в сплошном крошеве пакового льда. Это поразительное ощущение, когда во все стороны видишь только необозримые плоские ледяные поля, среди которых кое-где возвышаются нагромождения торосов, — день, и другой, и третий. Справа оставили архипелаг Норденшельда, остров Русский, и в промозглом тумане показалась Северная Земля — мрачные, неприютные голые скалы, над которыми вдали поднимался похожий на шапку белый купол ледника Ленинградский. Был конец августа, а здесь дул леденящий штормовой ветер, валил мокрый снег. Из маленького, будто игрушечного, домика метеостанции, прилепившегося к откосу скалы, выбежали люди, стали подбрасывать шапки, стрелять вверх из ружей, — из стволов выкатывались круглые белые дымки. Выгрузили ящики с продуктами, бочки горючего для движка, детали нового щитового дома, собрали его и отпраздновали новоселье. Федор с волнением ходил по каменистой, кое-где поросшей коричневыми мхами и лишайниками земле, вглядывался в нагромождения забросанных снегом скал, в которые неумолчно било яростное, белокипящее море, в хмурое, придавившее остров небо.
