— Если вы согласитесь, то с завкафедрой я договорюсь сам. Дайте мне его телефон, я сейчас же ему позвоню, — сказал Федор.
Преподаватель долго мялся, искал телефон и в конце концов сказал, чтобы Федор приходил в институт к одиннадцати утра, к этому времени заведующий должен быть на кафедре.
Вернулся он в общежитие в половине десятого. Показал телеграмму Тимке и Вадиму. Собрал конспекты и учебники, расположился в читальне и стал яростно листать их. Он еще не начинал готовиться к экзамену, и надо было за одну ночь проштудировать весь предмет. Правда, Федору помогло то, что организацию производства он познал на практике, работая на строительствах гидростанций.
В пять часов утра, отупевший от зубрежки, он завел будильник на восемь, потихоньку вошел в комнату и улегся на кровать.
В десять часов он был в институте, к двенадцати сдал экзамен, получил стипендию и вместе с Тимошкой, который привез его чемодан в институт, поехал в аэропорт.
1
Только когда самолет поднялся в воздух и взял курс на восток, Устьянцев отдышался после напряжения и суматохи последних суток.
Грандиозными, ослепительно белыми горами громоздились в бескрайнем чистейшем голубом пространстве неподвижные кучевые облака. В огромных разрывах между ними открывалась земля. Крылатая тень самолета стремительно неслась по мохнатой шубе лесов, по зеленым и желтым прямоугольникам посевов, пересекала тоненькие ниточки шоссе и железных дорог.
Но не привлекает внимания Федора проплывающая внизу, освещенная солнцем прекрасная, спокойная и мирная земля. Мысли его, опережая самолет, умчались далеко вперед, в Сибирь, где лежит раненый отчим его Григорий Шалагинов. Теперь у Федора есть время, чтобы обдумать все происшедшее.
Сколько тяжелого, жестокого, мучительного и постыдного пережил он в детстве по вине отчима! Как ненавидел его тогда Федор! Но сейчас он не чувствовал к нему ни злобы, ни вражды. Была только жалость, сострадание к попавшему в беду человеку. А ведь из-за него, Григория, Федор даже мать свою возненавидел — родную мать! — убежал из дому и мог погибнуть в тайге!
Это было самое страшное, самое трагическое событие в его жизни.
…В тот день Григорий долго не возвращался с работы. Бывало это нередко, в доме привыкли к тому, что он приходил поздно, выпивший: то глупо ухмыляющийся, болтая разную несуразицу, то хмурый, злой, без всякой причины набрасываясь на мать, на детей.
Мать, сердито гремя чугунками и кастрюлями, ворчала:
