И вот Федор впервые нажимает кнопку звонка в ее квартиру. Вместо звонка за дверью раздается мелодичный перезвон, будто заиграли маленькие куранты.
В тесном коридорчике его встречает Катя. Он ловит выражение ее глаз, хочет узнать, рада ли она встрече. Катя улыбается, глаза сияют. Обласканный Катиной улыбкой, Федор забывает о своих сомнениях, напряжение исчезает, чувствует он себя легко и раскованно. Ее улыбка имела необыкновенную власть над Федором: он думал, что Катя так счастливо улыбается оттого, что видит его, оттого, что они вместе; значит, он и в самом деле любим. И она выделила и выбрала именно его из числа многих людей. И Федор сам себе начинал казаться таким, каким его, должно быть, считает Катя: и умным, и добрым, и мужественным, и привлекательным; сознание этого наполняло его уверенностью в себя, придавало силы.
Катя произносит самые обыденные слова: «Свою дубленку вешай вот сюда», а Федору представляется, что она оказывает ему величайшую милость.
— Кстати, где ты достал эту шикарную вещь? — спрашивает Катя, поглаживая цигейковый воротник.
— Это не дубленка, а обыкновенный овчинный полушубок. Получил как спецодежду на стройке в Дивногорске, — улыбается Федор.
Катя прикладывает ладонь к его губам:
— Не улыбайся во весь рот. На твоем лице сияет такое откровенное, телячье обожание, что если родители увидят тебя, подумают бог знает что.
Над дверью, рядом со звонком, висит домовый знак, который вешают на улицах: треугольный фонарь с горящей лампочкой, а под ним белый эмалированный полукруг с надписью «Кречетниковский пер., 5». В ответ на недоуменный вопрос Федора Катя смеется: они раньше жили по этому адресу, а когда стали прокладывать Калининский проспект, все дома в переулке сломали, а жильцов переселили сюда. Но Катины домашние до сих пор не могут забыть столетний деревянный домишко, в котором выросли, и старший брат Герман повесил на память фонарь с их прежнего дома. Недавно он уехал отсюда: получил от завода квартиру.
Они входят в комнату Кати. Она садится на тахту, покрытую пестрым черно-красным ковром, и взмахом руки приглашает Федора сесть рядом.
Наконец они одни, и Федор может и улыбаться, как ему хочется, и целовать, и обнимать Катю.
В конце концов она вырывается из рук Федора и садится на низенький пуф к трельяжу, заставленному флаконами разной формы и размеров, коробочками с парфюмерией и пудреницами.
— Боже! Ты меня всю растрепал. И лицо у меня красное как свекла!
