-- Да, круто там у вас, -- заметил словесный мешок. -- Но мне не совсем понятно...
-- Я уже подхожу к концу, -- сказал мужчина. -- Ты будешь нашим спасителем. Разве тебе не это хотелось услышать?
-- Возможно, -- ответил словесный мешок.
-- Мы хотим, чтобы ты полетел с нами и научил нас своим неограниченным возможностям выражения. Нам хочется, чтобы ты странствовал по нашей планете и одевал мир в слова. Мы же будем следовать за тобой и вести записи твоих речей. И все, что ты скажешь, будет нашей логикой, нашим синтаксисом и нашей реальностью. Как тебе это нравится?
x x x
-- Твоя речь напоминает хорошую острогу, -- с усмешкой ответил словесный мешок. -- Но сначала я должен поговорить с Джорджем.
Однако прежде чем он успел обсудить свою дилемму с Джорджем, женщина в белом вытащила из седельной сумки маленький предмет, и тот тут же превратился в зеленого слепня. Конечно, неплохо появляться на сцену подобным образом, но с этим слепнем было что-то не так. Когда он пару раз пронесся над толпой, всем стало ясно, что ему не хватает опыта в жужжании. А что может быть хуже чуждого нам насекомого, которое, жужжа, пытается выдать себя за что-то земное? Джордж вспотел при мысли о том, что жужжащий слепень появился лишь для того, чтобы создать в сюжете полную неопределенность. Фактически, он даже перегрузил эту сцену.
Тем временем женщина хлопнула в ладоши и повернула прекрасное личико к слепню.
-- На место! -- сказала она, и насекомое вернулось в сферу неосязаемого.
А диорама казалась будто живой. Когда Джордж впервые взглянул на нее, он увидел какой-то коричневый предмет, пересекавший каменистую осыпь. Присмотревшись, он узнал в нем зайца -- маленького и облезлого, но все-таки зайца.
-- Как же это возможно? -- с удивлением воскликнул Джордж. -- Неужели вы поместили туда и что-то живое?
-- Там все живое, -- ответил техник.
И тогда Джордж увидел, как из-за горы появились доисторические люди, одетые в медвежьи шкуры. Два охотника из палеолита остановились и устало оперлись на копья. Их женщины начали собирать небольшой костер. Почти у задника диорамы располагались скалы, край утеса и несколько деревьев. За ними начинался нарисованный ландшафт -- огромное пространство уходящей вдаль равнины (а может быть вельда, прерии или степи). И все это выглядело очень живо -- особенно, женщины, которые так мило склонились к костру, и их мужчины, карманьонцы, судя по большим карманам и сходству с греческими богами; высокие красивые и светлокожие люди, с вполне развившимися черепами и орлиными чертами лица, не говоря уже о длинных волнистых волосах их дам, которым позавидовала бы любая современная женщина. А вокруг простирался новый мир, где все еще предстояло сделать и придумать -- мир на рассвете времени, столь чудесно изображенный на картинах Лескокса. И вряд ли эти карманы представляли, как им повезло.
