Монтейн неожиданно развернулся и выбросил вперед сжатый кулак. Кали уклонился:
– Нет, только не по носу! – и мигом принял боксерскую стойку.
Монтейн отступил.
– Слушай, ты же граф, в конце концов! – воскликнул он обиженно. – Если б я был графом, богатым и знатным, да пусть даже с этой дуэлью… сакральной… я бы так себя не вел.
– А как?
– А я знаю? Не так! Ты бы в мою шкуру влезть попробовал!
– А что у тебя за шкура?
– Нищий. Безродный. И никаких перспектив! У моего отца было именьице, да только он его пропил-прогулял еще до моего рождения. Он на фермерской дочке женился, так мы у деда-фермера жили в приживалах. Так ведь и к фермерской работе меня не подпускали – как же, дворянский гонор, нельзя! Разве что в конюшне: коневодство – благородное занятие, это можно. Я у тебя только грумом мог бы служить, и то вряд ли, потому что у меня никаких рекомендаций нет. И все, что я умею, – это за лошадьми ухаживать, да стрелять, да в карты играть!
– А Политех?
– А кому я там нужен?! Я же не знаю ничего! Так, несколько книжек прочел. Ты нашу деревенскую школу видал? Это у тебя учителей были десятки, а ты даже слова «археология» не знаешь! Что ты все эти годы делал?
Монтейн, не жалея ботинка, пнул фонарный столб.
– И плачется еще: ах, я самый младший! Опыта нет! Мозгов у тебя нет, вот что!!! Сколько тебе – двадцать?
– Двадцать два.
– Полжизни прошло, а ты ничего не сделал еще! Обалдуй полный! А мне семнадцать! Я свои мозги каждый день упражняю, чтобы еду добыть! А время летит! Я вместо того, чтобы алгеброй заниматься, очки в картах высчитываю!
– Да не нужна она тебе, эта алгебра!
– А вот и нет! Мне как раз алгебра нужна! Я год назад до теоремы Замийля додумался! Только я, представь себе, целый год не знал, что это теорема Замийля, – не было у меня учебника по элементарной математике! Я только здесь, в Столице, нормальные книжки по математике увидел, да чтобы у них обложка была, да все страницы, да чтоб шашелем не поточенные или супом не залитые!
Монтейн вдруг остановился, отступил на шаг, поправил галстук и сказал потускневшим голосом:
– Извините, ваша светлость. Я, похоже, забылся.
Кали подошел к нему и приобнял.
– Эх, Монтейн… Это ты меня прости. Действительно, веду себя по-дурацки. Идем домой, Нолла обрадуем: в кои-то веки я вернусь домой в детское время, да еще трезвый…
Монтейн высвободился.
– Идем, – вяло сказал он.
– А тебе очень обидно было, что твою теорему раньше тебя Замийль выдумал? – немного погодя спросил Кали.
