— Митеньке моему привет передавай!
— Коли графа Блошинского увидишь, передай, что Наталья его здесь, с ним рядом!
— Эй, ты, да ты, длинный такой унтер! Меня Марией Никитичной зовут. Поцелуй-ка за меня Михаила моего!
— Кто из них Нина Павловна? — спросил генерал Луков у солдат в караульной.
Начальник караула махнул в сторону одной из женщин.
— Да вон та, что в шубке песцовой.
— Вот эта юная пташка?
— Она венчаться в Новый год собиралась!
— А сей идиот атаки супротив государя устраивает?! Ха, а почему, собственно, мы должны жалеть их? Гони бабье прочь.
— Они ж только того и ждут, ваше благородие. Только мы к ним приближаемся, сразу за факелы хватаются.
Генерал Луков кивнул в сторону статной красивой женщины в длинной собольей шубе.
— Это — княгиня Трубецкая. Дома она держит семьдесят лакеев, а здесь сама суп варить удумала. Выйдите к ним, капитан, и объясните дамам, что бесполезно томиться здесь ожиданием. Только государь может решить хоть что-то.
— Я им это каждый день объясняю. А они даже не слушают. Утром, пополудни да вечером горланят песнопения божественные да молятся. Даже священника с собой как-то раз притащили, чтоб их тут благословлял.
— Знаю, то — домашний священник Трубецких, — генерал Луков накинул подбитый мехом плащ и вздохнул тяжко. — Открывайте ворота. Я сам поговорю с ними.
Он крепко сжал в руках плеть, аж костяшки пальцев побелели, и вышел из душной караульной.
Декабрьский мятеж мало что изменил в России. Народ он мало коснулся, а вот в кругах военных и знати оставил по себе следы идей вольнодумных. Новая философия, кою недобрым ветром надуло в Россию из Франции, проникла глубоко в сердца. Раньше бы Луков что сделал? Да разогнал бы бабье избалованное ротой солдат. А теперь вот, лично генерал к воротам выходить должен, да здороваться со сдуревшими вежливо, по полному политесу, когда тридцать дур-баб за факелы горящие хватаются.
Княгиня Трубецкая и Ниночка вышли вперед. Их лица раскраснелись на морозе, брови и ресницы заиндевели, дыхание становилось маленьким белым облачком.
— Дамы, — вздохнул генерал Луков и замер в трех шагах от них. — Сударыни, да не смотрите вы на меня, как на врага злейшего, право! Княгинюшка, милая, мы ж танцевали с вами на прошлогоднем балу рождественском. Ниночка Павловна, дорогая вы моя, ваш батюшка — друг мне. Я стою пред вами, чтоб показать, как сочувствую вам. Как человек, конечно же, не как генерал.
— Пустите нас к нашим мужьям! — княгиня Трубецкая опустила факел. — Только пара минут. Только б руку им пожать. Они должны знать, что их жены с ними, вместе готовы бороться за справедливость.
