Эх, ему бы сейчас то теплое пухлое одеяло, под которым он спал дома! Вот это был бы кайф! Он бы закутался в него, подвернул со всех сторон и мигом бы согрелся. А еще лучше – самому оказаться дома. Хоть ненадолго, всего на одну ночку. Только на одну. Согреться, выспаться – и опять сюда.
И ему живо представилась родительская квартира, теплая, чистая, просторная. Сейчас отец, мама и сестра сидят в уютной кухне, пьют чай с домашним печеньем и с вареньем. Бери сколько желаешь печенья, никто тебя не ограничивает, как тут этот вредный завхоз. Пей сколько хочешь чаю, не боясь, что ночью тебя «припрет» и придется вылезать из палатки на холод и ветер.
«Стоп, – остановил себя Димка. – Хорош себя расслаблять!» Ведь, отправляясь сюда, он знал, что придется терпеть разные неудобства. Значит, нечего ныть!
Между тем оставленные без попечения ступни незаметно сами собой согрелись. Но все равно заснул Димка нескоро. Дело в том, что назавтра он был назначен дежурным. Это значило – встать на час раньше других, разжечь на ветру костер и приготовить кашу и чай. Димка боялся проспать. Часов у него не было, а мобильный телефон остался в нижнем лагере, да и аккумулятор в нем давно разрядился (хорошо еще, что он успел из поселка звякнуть домой – сообщить, что добрался). Когда Димка спросил у начальника, как же ему встать без будильника, тот ответил просто: «Как начнет светать, так и вставай».
И вот Димка то задремывал, то опять просыпался, слушал, как трепещет палатка и хлопает тент, и старался понять, не начало ли рассветать. И всю ночь протяжно и жалобно кричала какая-то птица. Наверное, тоже ждала рассвета и мерзла. Ей-то, под открытым небом, на ветру, было куда хуже, чем Димке, лежащему в палатке и в спальнике.
К утру ветер немного успокоился, и Димка вполне успешно, изведя всего только полкоробка спичек, развел костер. Правда, вел себя костер странно. Он соизволял гореть лишь тогда, когда Димка, стоя на четвереньках, беспрерывно дул в него. Дул он до помрачения в голове. Но как только он останавливался, чтобы прийти в себя, пламя тотчас же съеживалось до размера фитилька.
Когда остальные встали, каша еще не была готова. Не замечалось и признаков кипения. От костра валил густой дым, а дежурный, со слезящимися от дыма глазами, на четвереньках, упорно дул в эту дымящую кучу хвороста. Потом, когда огонь все же разгорелся по-нормальному (не без помощи Ивана), а Димка побежал к ручью умыться, каша успела за это короткое время основательно пригореть.
