– Так уж и никогда? Тогда откуда тебе так много известно, Дэвид? – возразила Хильда.
– Да, она кое-что мне рассказывала, – тихо произнес он, и лицо его прояснилось. – Она знала, как я любил ее. Когда она умерла…
Дэвид умолк и пригладил волосы.
– Хильда, это было ужасно! Одиночество! Она была еще совсем не старая, она не должна была умереть. Это он убил ее, мой отец! Это он виноват в ее смерти! Он разбил ей сердце. Тогда я поклялся, что не стану жить вместе с ним под одной крышей. Я сбежал, сбежал от всего этого.
Хильда одобрительно кивнула.
– Ты поступил мудро, – сказала она. – Это было верное решение.
– Отец хотел, чтобы я продолжил семейное дело. Значит, мне пришлось бы жить дома. Я бы этого не вынес. До сих пор не понимаю, как Альфред так много лет с этим мирится.
– Он ни разу не восставал против отца? – удивилась Хильда. – Кажется, ты рассказывал мне о том, как он был вынужден отказаться от другой карьеры.
Дэвид кивнул.
– Альфред хотел пойти служить в армию. Отец для него все устроил. Альфред как старший должен был поступить в кавалерийский полк. Гарри, так же как и мне, предстояло продолжить семейное дело. Джорджу прочили карьеру политика.
– Но все пошло не так, как предполагалось?
Дэвид покачал головой.
– Гарри все испортил! Он всегда был жутким сумасбродом! Залез в долги, вляпался во всевозможные неприятности… А потом и вообще скрылся, прихватив с собой несколько сот тысяч фунтов, которые ему не принадлежали. Оставил записку, в которой сообщил, что просиживать штаны в конторе – работа не для него и что он хочет посмотреть мир.
– И вы больше о нем никогда не слышали?
– Слышали, еще как слышали! – рассмеялся Дэвид. – Даже слишком часто! Он изо всех уголков мира слал телеграммы, в которых вечно клянчил денег. И всегда их получал!
– А Альфред?
– Отец заставил его бросить армейскую службу и вернуться домой, чтобы продолжить семейное дело.
– И он не возражал?
– Вначале даже очень. Он ненавидел контору. Но отец всегда вил из Альфреда веревки. Мне кажется, брат до сих пор всецело во власти отца.
– Ты же… этого избежал! – подвела итог Хильда.
– Да. Я уехал в Лондон и стал изучать живопись. Отец прямо сказал мне, что если я буду и дальше заниматься этим дурацким делом, мне будет ежемесячно причитаться от него очень скромное содержание и я ничего не получу в наследство после его смерти. Я ответил, что мне все равно. Он обозвал меня молодым дураком, и на этом все кончилось. С тех пор я его больше не видел.
