– Розыгрыша?
– Это она так сказала. Она не сообщила, как, когда или где. Только… – Мисс Драйвер помолчала и нахмурилась. – В общем… видите ли… Карлотта не из тех, кто любит всякие розыгрыши и прочее такого рода. Она серьезная, доброжелательная и трудолюбивая. Я в том смысле, что кто-то втянул ее в эту аферу, это точно. И я думаю… имейте в виду, она этого не говорила…
– Да-да, я все понимаю. Так что вы думаете?
– Я думаю… я уверена… что эта история как-то связана с деньгами. Ничто не могло привести Карлотту в такое возбуждение, кроме денег. Так уж она была устроена. Я в жизни не встречала человека с такой деловой хваткой, как у нее. Так взбудоражить и обрадовать ее могли только деньги – причем большая сумма. У меня сложилось впечатление, что она взялась за что-то на спор… и что была абсолютно уверена в успехе. Только все не совсем так. В том смысле, что Карлотта никогда не спорила. На моей памяти она никогда не заключала пари. В общем, так или иначе, я уверена, что здесь как-то завязаны деньги.
– Но она сама так не говорила?
– Нет. Просто сказала, что в ближайшем будущем сможет сделать кое-что важное. Она собиралась вызвать свою сестру из Америки и встретиться с ней в Париже. Карлотта обожала свою младшую сестру. Утонченную и, как мне кажется, тонко понимающую музыку. Вот что мне известно. Вас это интересовало?
Пуаро кивнул:
– Да. Это подтверждает версию. Должен признаться, я надеялся на большее. Я предполагал, что мисс Адамс будет связана обещанием хранить тайну. Но я надеялся, что она, будучи истинной женщиной, решит открыть свою тайну ближайшей подруге.
– Я пыталась разговорить ее, – сказала Дженни. – Но она лишь смеялась в ответ, а потом заявила, что когда-нибудь обязательно расскажет мне.
Пуаро помолчал. Потом сказал:
– Вам известно такое имя: лорд Эджвер?
– Что? Это тот, кого убили? Видела на тумбе с газетами полчаса назад.
– Да. Вы не знаете, была ли мисс Адамс знакома с ним?
– Сомневаюсь. Уверена, что нет… Ой! Подождите-ка!
– Да, мадемуазель? – встрепенулся Пуаро.
– Что же это было? – Мисс Драйвер нахмурилась и теребила бровь, вспоминая. – Да, вот оно. Один раз она упоминала его. С каким-то ожесточением.
– С ожесточением?
– Да. Она сказала… как же она это сказала? Что таким людям нужно запретить своей жестокостью и отсутствием понимания губить чужие жизни. Она сказала… да, именно так… что он из тех, чья смерть, вероятно, пошла бы на пользу всем.
– Когда она это сказала, мадемуазель?
