– Он всегда был, как я это называю, странным, – сказал Джепп. – Всегда имел свой взгляд на вещи, причем очень своеобразный, надо сказать. Он своего рода гений, признаю. Но все говорят, что гении очень близки к грани и подвержены соскальзыванию на ту сторону в любую минуту. Ему ужасно нравится все усложнять. Простое дело ему неинтересно. Его видение стало каким-то извращенным. Он отклоняется от реальной жизни. Играет в свои игры. Напоминает старушку, раскладывающую пасьянс: если тот не сходится, она мухлюет. А с ним вот как: если расследование идет легко, он начинает мухлевать, чтобы усложнить его! Вот так я все это вижу.
Мне было сложно ответить ему. Я тоже находил поведение Пуаро непостижимым. А так как я был крепко привязан к своему маленькому другу, мною владело беспокойство более сильное, чем я показывал.
Мы так и сидели в мрачном молчании, когда в комнату вошел Пуаро.
Он был спокоен, чему я чрезвычайно порадовался.
Мой друг очень осторожно снял шляпу и вместе с тростью положил ее на стол, затем сел в свое любимое кресло.
– Итак, вы здесь, мой добрый Джепп. Я рад. Я подумывал о том, что нам с вами надо бы увидеться как можно скорее.
Инспектор смотрел на него, не отвечая. Он догадывался, что это только начало, и ждал, когда Пуаро объяснится.
Что мой друг и сделал. Он говорил медленно, тщательно подбирая слова:
– Ecoutez[62], Джепп. Мы ошибаемся. Мы глубоко заблуждаемся. Печально признавать, но мы совершили ошибку.
– Все нормально, – уверенно заявил Джепп.
– Это не нормально. Это прискорбно. Это печалит меня до глубины души.
– Вам нечего печалиться из-за молодого лорда Эджвера. Он в полной мере заслужил все, что его ждет.
– Я печалюсь не из-за него, а из-за вас.
– Из-за меня? Вам незачем беспокоиться обо мне.
– Но я беспокоюсь. Кто направил вас на этот путь? Эркюль Пуаро. Mais oui, именно я отправил вас этой дорогой. Я обратил ваше внимание на Карлотту Адамс, я рассказал вам о письме в Америку. Каждый ваш шаг на этом пути был направлен мною!
– Я так или иначе пошел бы этой дорогой, – холодно заявил Джепп. – Просто вы немного опережали меня, вот и всё.
– Cela ce peut[63]. Но меня это не утешает. Если мои идеи принесут вам вред или потерю авторитета, я буду винить в этом только себя.
Джепп явно был удивлен. Думаю, он приписывал Пуаро не совсем благородные мотивы и наверняка решил, что тот завидует той славе, что принесет ему успешно раскрытое дело.
– Всё в порядке, – сказал он. – Я не забуду упомянуть о том, что кое-чем обязан вам в этом расследовании. – И подмигнул мне.
