— Поздно мы заметили, — не глядя на него, ответила Зина. — Там целую гору наворотило.
— Ветер опустошительной силы, сорок четыре метра в секунду, — уныло прошептал Коля Губер.
— Но откапывать мы будем. Жагор собирает всю бригаду. Вы тоже останавливайте станок и идите на склад за лопатами. — Сказав это, Зина пошла к дверям, но остановилась. — Главное не сказала: в культбудке в титане есть вода. Вы, ребята, подождите ее расходовать. Это весь наш запас.
Ей никто не ответил, и все посмотрели почему-то на культбудку. Потом Леха-москвич, потупившись, сказал трудно:
— Есть предложение. Запереть культбудку. Так сказать, «не искушай меня без нужды».
— От кого запирать хочешь? — вдруг схватил его Юрий за плечи и тряхнул так, что голова Лехи беспомощно мотнулась. — Кому не доверяешь? Ну? Говори, кому?
— Пусти, черт! — с трудом оторвал Леха руки Юрия. — От меня прошу запереть. Себе не доверяю! Понял?
— Врешь, трепло поганое! — сквозь зубы процедил Юрий, косясь на Леху зло и недоверчиво.
— Как вам не стыдно, ребята, — с укором сказала Зина. Но глаза ее потеплели, когда она посмотрела на тяжело дышавшего Коляструка. — Запирать культбудку, конечно, не будем. Не от кого. Пошли на склад.
Вместе с Зиной ушел сердито надувшийся Леха. Остальные ждали старшего. Но Коляструк сел опять на верстак и закурил. Он курил жадно, глубоко и часто затягиваясь, не вынимая папиросы изо рта, словно забыв о ребятах:
— Пошли, ага? — сказал нетерпеливо Булат.
— Вы вот что, орлы, — не глядя на ребят, невнятно, с закушенной в зубах папиросой, сказал Юрий, — вы идите без меня. В буровой журнал надо записать сегодняшнюю проходку.
И выплюнув папиросу, он добавил громко:
— Скажите Жагору, что я не больше как на пять минут задержусь!
Борис, Булат и Губер ушли. Коляструк придержал дверь и смотрел им вслед, пока они не скрылись в штормовых вихрях.
5
Вышку переключили на аварийное электропитание, и при ярком ее свете копали всю ночь. У ребят от режущего ветра с песком текли слезы, на лице нарастали потеки засыхающей грязи, во рту было полно песка, губы больно стягивала соль от брызг, приносимых с моря. Всем мучительно хотелось пить, но никто не напоминал о титане в культбудке. А до цистерны так и не докопались. Шторм похоронил ее под огромным барханом, где песка было на сотню железнодорожных платформ. На рассвете Жагор прекратил бесполезные раскопки и приказал собраться в кают-компании.
Собрались дружно. И то, что ночью в кромешной воющей тьме казалось страшным и непоправимым, при дневном свете уже не пугало. Смена Никиты Редькина пришла в рабочих брезентовиках, окоженевших от машинного масла. Было их время заступать на вахту. Ребята устало молчали, и только трескучий говорок Лехи-москвича сыпался горохом. Он прошел с железным прутом в палец толщиной, которым во время раскопок прощупывал в песке цистерну. А сейчас, помахивая прутом, Леха шутил, что будет им прощупывать души ребят, не завелся ли в них «дух отрицанья, дух сомненья». Ждали Зину, которую мастер послал в культбудку замерить воду в «титане», и не пришел еще Юрий Коляструк. Жагор решил начать без них.
