, иными словами, естественный отбор вряд ли был милостив к генам мужчин, которые не начинали активно искать секса при длительном его отсутствии. Насколько известно, Дарвин до женитьбы так и не познал женщину
[215]. А много ли нужно, чтобы возбудить мужчину после столь продолжительного воздержания? Когда «Бигль» пришвартовался в Перу, Дарвин, сойдя на берег, увидел элегантных дам в вуалях, приоткрывающих лишь один глаз, но «этот глаз настолько блестящ и черен, настолько темпераментен и выразителен, производит неизгладимое впечатление»
[216]. Неудивительно, что, когда Эмма Веджвуд ответила согласием (что сулило скорые плотские радости), у Дарвина потекли слюнки, причем в самом буквальном смысле (см. цитату из его дневника, поставленную эпиграфом к данной главе).
Я не берусь определить точное соотношение любви и похоти в сердце Дарвина по мере приближения дня свадьбы; относительная репродуктивная ценность данных чувств у человека слишком часто колебалась от случая к случаю и от тысячелетия к тысячелетию. За несколько недель до свадьбы Чарлз записал в своем дневнике: «Что происходит в голове мужчины, когда он признается в любви… Это слепое чувство, вроде сексуального влечения… Любовь – это эмоция… Важная… Зависит ли она от других эмоций?»[217] Трактовать данный отрывок сложно, но нам важно лишь, что любовь и сексуальное влечение упоминаются рядом, значит, для Дарвина в тот момент так или иначе оба чувства были связаны. Кстати, в предположении о том, что любовь может иметь корни в других чувствах, угадывается главное направление современного дарвинистского подхода к человеческой психологии.
А что же чувствовала в тот момент счастливая невеста? Исходя из нашего наблюдения, согласно которому перед перспективой секса мужчина наращивает активность, а женщина осторожно притормаживает, можно предположить, что пыл Эммы перед свадьбой был гораздо меньше, чем у Чарлза. Конечно, так бывает не всегда – в игру могут вступать дополнительные факторы, – но обычно женщины все же больше нервничают перед консумацией. Запрет на сексуальные отношения до брака в викторианском обществе наделял женщин властью… но только до свадьбы. Вот почему английские джентльмены в XIX веке (в отличие от наших современников) так торопились под венец после обручения, а леди (опять же в сравнении с нынешними дамами) всячески оттягивали сей момент. И Эмма вела себя точно так же. Через несколько недель после помолвки она предложила отложить свадьбу до весны – Чарлз настаивал на зиме. Тогда Эмма сослалась на чувства своей сестры Сары Элизабет, которая, будучи на пятнадцать лет ее старше, все еще не состояла в браке и в связи с этим очень переживала. В письме же к сестре Дарвина Кэтрин она искренне признавалась: «К тому же я должна хотеть этого сама» – и молила: «Милая Кэтти, убеди Чарлза сбавить обороты»
