Сам Вулси не пропускал ни одного вечера, но его присутствие не вносило ни веселья, ни оживления, то есть всего того, что делает приятным мужское общество в клубе. Входя, Вулси первым делом наказывал мальчику-слуге «доложить ему, как только появится этот негодяй Эглантайн», и, повесив шляпу на вешалку, принимался с мрачным видом ходить по комнате, хватая себя за рукава, стискивая кулаки и потрясая ими, словно приводя их в боевую готовность, чтобы выполнить свое намерение и вцепиться в нос сопернику. Приготовившись таким образом, он усаживался в кресло и в полном молчании закуривал трубку, оглядывая всех присутствующих и вскакивая и поддергивая рукава сюртука, стоило только кому-нибудь войти в комнату.
Клуб решительно не одобрял поведения Вулси. Первым перестал приходить Клинкер, потом Бастард, торговец домашней птицей. Исчез и Снэффл, ибо Вулси вызвал на поединок и его в качестве ответчика за недостойное поведение Эглантайна, но принять вызов Снэффл отказался. Итак, Снэффл тоже выбыл из членов клуба. В конце концов клуб покинули все, кроме портного и Трэсла, жившего на той же улице; эти двое продолжали посещать клуб и, сидя по обе стороны владельца трактира Крампа, как индейские вожди в вигваме, в полном безмолвии попыхивали трубками. А платье и кресло старого Крампа становились ему с каждым днем все просторнее и просторнее; «Отбивная» прекратила свое существование, и жизнь его утратила всяческий смысл. Однажды в субботу он не спустился вниз, чтобы занять председательское место в клубе (как он все еще гордо именовал свою распивочную), а в следующую субботу Трэсл сколотил ему гроб; и Вулси, шагая рядом с гробовщиком, проводил до могилы родоначальника «Отбивной».
Миссис Крамп осталась одна на белом свете. То есть как же это одна? — удивится какой-нибудь наивный добропорядочный читатель. Мой дорогой сэр, неужели вы так плохо знаете человеческую природу, если не догадались, что не далее как через неделю после приключения в Ричмонде Морджиана вышла замуж за капитана Уокера? Это было, разумеется, сделано втайне, а после обряда бракосочетания они, как это обычно делают молодые люди в мелодрамах, с повинной головой явились к родителям.
— Простите меня, милые мама и папа, я вышла замуж за капитана, — объявила Морджиана.
Мама с папой простили ее, да и как могло быть иначе. Папа выдал ей в приданое часть своего капитала, и Морджиана с радостью вручила деньги мужу. Свадьба состоялась за несколько месяцев до кончины старого Крампа; миссис Говард находилась со своим Уокером на континенте, когда произошло это печальное событие; поэтому-то миссис Крамп и оказалась в полном одиночестве и без всякой поддержки. В последнее время Морджиана не особенно часто видалась со своими стариками; разве могла она, вращаясь в высших сферах, принимать в своей новой изысканной резиденции на Эджуер-роуд старого трактирщика и его жену? Оставшись одна-одинешенька, миссис Крамп не смогла жить в доме, где когда-то была так счастлива и пользовалась всеобщим уважением; она продала патент на владение «Сапожной Щеткой» и, добавив к полученной сумме собственные сбережения (что в общей сложности составило около шестидесяти фунтов в год), удалилась на покой, поселившись неподалеку от милого ее сердцу «Сэдлерс-Уэлза», в пансионе вместе с одной из сорока учениц миссис Сэрл. Она утверждала, что сердце ее разбито, но тем не менее по прошествии девяти месяцев со смерти мистера Крампа, желтофиоли, настурции, белые буковицы и вьюнки вновь расцвели на ее шляпе, а через год она была так же разодета, как прежде, и снова ежедневно посещала «Уэлз» или другие увеселительные заведения, не пропуская ни одного вечера и сделавшись в театре столь же неотъемлемым лицом, как капельдинер. Что и говорить, она все еще была очаровательной вдовушкой, и один ее старый обожатель (некто Фикс, прославленный исполнитель Панталоне во времена Гримальди
