— Помогите! Помогите! — кричала Морджиана.
— Стой! Ай! Ой! — вопил, не помня себя от ужаса, Эглантайн, пока наконец «Император» не повалился замертво на самую середину мостовой, словно сраженный пушечным ядром.
Вообразите же себе, о жестокосердые люди, всегда готовые посмеяться над чужими несчастьями, вообразите себе положение несчастного Эглантайна, придавленного «Императором»! Он упал очень легко, животное лежало совершенно неподвижно, и парфюмер, так же как и лошадь, не подавал никаких признаков жизни. Эглантайн не потерял сознания, но просто не мог пошевелиться от страха; он лежал в луже, воображая, что истекает кровью, и пролежал бы так до утра, если бы грумы его светлости не слезли и не вытащили его за воротник сюртука из-под лошади, продолжавшей все так же недвижно лежать на земле.
— Не можете ли вы сыграть «Прекрасную Джуди Калагэн»? — попросил горниста кучер Снэффла.
Горнист заиграл бравурную арию, лошадь поднялась, и грумы, прислонившие мистера Эглантайна к фонарному столбу, предложили ему снова вскарабкаться в седло.
Но парфюмер чувствовал себя слишком несчастным. Дамы с радостью потеснились и дали ему место подле себя. Дик влез на «Императора» и поскакал домой. Карета, запряженная четверкой, тоже тронулась под звуки «О дорогой мой, что же это значит», а мистер Эглантайн мрачно уселся в коляске, с дикой ненавистью поглядывая на соперника. Панталоны его были запачканы грязью, а сюртук на спине разорван.
— Вы сильно ушиблись, дорогой мистер Арчибальд? — с неподдельным участием спрашивала Морджиана.
— Н-не очень, — отвечал бедняга, готовый расплакаться.
— Ах, мистер Вулси, — продолжала добродушная девушка, — как могли вы так подшутить?
— Да честное же слово… — начал было оправдываться Вулси, но, представив себе всю смехотворность случившегося, не выдержал и расхохотался.
— Вы, вы — подлый трус, — завопил в бешенстве Эглантайн, — вы смеетесь надо мной, негодяй! Так вот же вам, получите, сэр! — И он, всей тяжестью навалившись на портного и чуть не задушив его, принялся с неимоверной быстротой тузить его кулаками по глазам, по носу, по ушам и, наконец, сдернул с него парик и вышвырнул его на мостовую.
И тут Морджиана увидела, что Вулси — рыжий [13].
Глава IV,
в которой число поклонников героини увеличивается, а она сама становится заметной фигурой в обществе
Прошло два года после празднества в Ричмонде, начавшегося столь мирно и закончившегося всеобщим смятением. Морджиана так и не смогла простить Вулси его рыжие волосы или перестать смеяться над несчастьем, постигшим Эглантайна, а оба джентльмена не в состоянии были примириться друг с другом. Вулси тут же послал вызов Эглантайну, предлагая ему драться на пистолетах, но парфюмер отклонил вызов, справедливо утверждая, что торговцы не имеют дела с такого рода оружием; тогда портной предложил ему встретиться и решить спор, засучив рукава, как подобает мужчинам, в присутствии друзей из клуба. Парфюмер заявил на это, что он никогда не примет участия в столь грубом поединке, после чего Вулси, окончательно выведенный из себя, поклялся, что он непременно вцепится ему в нос, если Эглантайн когда-нибудь переступит порог клуба; и так один из членов клуба был вынужден покинуть свое кресло.
