— Знаешь, — сказал капитан, — по-моему, я нашел способ его вытащить. Здесь есть какая-то кнопка…
Бах! — винтовка выстрелила, пуля разбила стекло и унеслась в гурабское небо, серое, как и весь нынешний Гураб.
— Ой! — только и сказал Глефод, после чего покраснел — стремительно и густо. — Когда я вернусь, сразу же схожу к стекольщику.
«Когда я вернусь» — эта фраза повисла в воздухе, словно якорь, брошенный в пустоту. Когда он вернется — но разве из таких предприятий возвращаются?
— Самое обидное, — продолжил капитан, — это то, что патронов осталось всего двадцать девять. Кто знает, не прикончит ли меня именно тот, кого мне полагалось бы убить тридцатым?
— Скажи, Глефод, — спросила Мирра, решив не замечать разбитого стекла. — Ты действительно решил стрелять в людей из этой штуки?
— Конечно.
— И ты действительно вознамерился убивать?
— Ну, — замялся капитан. — Только если придется. Но вообще, вообще… Послушай, Мирра, ты ведь сама прекрасно знаешь — таковы обязанности солдата! Убивает он, убивают его, тут уж ничего не поделаешь. Совсем забыл, кстати! Перед тем, как я пойду, хотел бы попросить тебя об одной вещи. Смотри, — он достал из кармана фото, сделанное Ференгой. — Я знаю, я не очень фотогеничен, даже военная форма меня не красит, но…
— Я все равно не пойму, о чем ты, — вздохнула Мирра. — Поэтому не объясняй, ради Бога, а просто скажи, чего хочешь. Я сделаю, если это тебе хоть как-то поможет. И да, ты действительно нефотогеничен, коли хочешь знать. И с тебя никогда не написали бы такого портрета, как с твоего отца. Поэтому ты мой муж, а я — твоя жена. Так что я должна сделать с фотографией?
— Да ничего, — смутился Глефод. — Просто поставь ее на полку, рядом с нашей кроватью. Это, конечно, глупо, но пока она там стоит, со мной не может случиться ничего плохого. Я, знаешь ли, буду совершенно непобедим.
— Сделано, — сказала Мира и действительно поставила фотографию на полку, где уже стояли в рамке она сама, ее мать и фото со свадьбы, на котором Глефод был весь измазан тортом и закрывался рукой от камеры. — Она будет стоять. Это ужасная глупость, но она будет стоять. Уж я позабочусь об этом, Аарван. Ступай с богом.
Услышав свое имя, капитан сморгнул. Хотя жена любила его, она всегда называла его по фамилии, нежно и все же отчасти издалека. Теперь дистанция исчезла, она подошла к Глефоду вплотную, достойная любви куда больше, чем отец — любви, которую Глефод пусть и желал, но, увы, не мог ей дать.
