— Слава Богу! — вздохнул полковник. — Удивительно, насколько трудно сегодня добиться ответа, простого и правильного! И что же за человек этот подлый предатель, изменник и вероломный трус?
— Это подлый предатель, — наученный опытом, не сразу ответил Штрипке, — изменник и вероломный трус.
— Замечательно! Послушайте, — обратился Конкидо к Мирре, — я даже не буду спрашивать, почему здесь висит портрет предателя. Совершенно очевидно, что это происки вашего мужа. Но! У вас есть шанс показать себя лояльной женщиной. Наверняка вы не питаете любви к этому… изображению. Я в курсе вашей семейной истории. Как вы смотрите на то, чтобы я уничтожил портрет здесь и сейчас? Ведь в наши времена хранить подобные вещи — измена. Другой бы не сделал вам такого предложения. Конечно, это не отменяет предстоящего разговора с капитаном, но вы — к вам у нас не будет никаких претензий. Ну, что думаете?
— Нет, — сразу ответила Мирра и замерла, сама удивленная этим ответом.
О том, что сейчас предложил полковник, она думала каждый день на протяжении последних пяти лет. Изгнать маршала, сбросить его иго — с расстояния, отделявшего замысел от исполнения, этот поступок всегда виделся Мирре чудесным, волшебным освобождением. Теперь она рассматривала его вблизи, и он вдруг перестал быть сказочным. Оказалось, что Мирра, мечтавшая о свободе, в ней не нуждается, и самым важным для себя обладает уже давно. Частью этого важного был портрет, и хотя ненависть оставалась ненавистью, на защиту его она встала мгновенно и бессознательно, ведомая словно бы самим своим существом.
— Нет? — Конкидо поднял бровь. — Но разве вы… Не отвечайте! — прикрикнул он на Мирру, едва та открыла рот. — Вы не знаете себя, а здесь есть человек, который знает! Штрипке!
— Да, господин полковник?
— Ты ведь листал ее секретные файлы?
— Да, господин полковник, и они весьма подробны. Там все: сексуальные пристрастия, вкусы в одежде, свидетельства подруг, показания отца и матери, даже сны…
— Я знаю! — оборвал его Конкидо. — Я в курсе работы нашего ведомства! Но вот что мне непонятно, Штрипке. Исходя из всех наших данных, эта женщина должна с восторгом кричать «да», а между тем она говорит «нет». «Нет», Штрипке! «Нет»! Ты это слышал? Мы что-то упустили? Или кто-то сработал недобросовестно? Я жду.
— Никак нет, господин полковник, — и мастер-допросчик обшлагом рукава вытер со лба пот. — Наша информация — максимально полная. Она должна…
— Должна? — переспросил полковник. — Должна, да, но только вот не соответствует! Должна, но вот сегодня что-то не задалось! А ну-ка, Штрипке, давай нарушим стандартную схему. Вдруг в этом существе есть нечто, о чем мы и не подозреваем? Послушайте, — полковник вперил в Мирру тяжелый взгляд, лишенный уже всякой игривости. — Вы боитесь попугаев и мокриц, в шестом классе вы взяли пять дукатино за то, чтобы соседский мальчик вас потрогал. На завтрак вы ели тушеную говядину, последняя менструация у вас была четыре дня назад. Скажите, вы говорите «нет» из упрямства, чтобы разозлить меня и опозорить тайную службу? Вы ведь ненавидите этого человека, — указал Конкидо на портрет. — У вас с ним старые счеты, он, можно сказать, порядочно испортил вам жизнь.
