Вдруг из темноты в клубах пара вынырнул поезд и остановился у самого перрона. Поднялась страшная суматоха. Из разукрашенных открытых окон неслись песни. Молодые красные лица, заломленные шайкачи, увядшие цветы, зеленые веточки самшита, машущие руки, серые фигуры солдат, сидящих на ступеньках и в дверях вагонов. Перрон был сразу наводнен гулом, новым обмундированием, запахом сукна и кожи… Четыреста молодых людей — юристы, философы, техники, художники, учителя, студенты — смеялись, затянутые в новые мундиры с желтенькими сержантскими звездочками и ремнями, толкались, разыскивая родных и знакомых; те, которых никто не ждал, бросились в буфет и взялись за кружки с пивом.
Ненад испугался. Все эти молодые сержанты походили друг на друга. В давке он задыхался. Как найти Жарко? А если не найдут? Ясна начала кричать, махать рукой и отчаянно пробиваться сквозь толпу; никто не обращал на нее никакого внимания.
— Жарко, Жарко…
Из толпы вырвался крупный солдат. Ненад его не сразу узнал. Потом появилась широкая улыбка Жарко, открывшая ряд белых, сверкающих зубов. Да, это был Жарко, Ненад его узнал, это был он… и не он: как обрубленному дереву, ему чего-то недоставало. Хотя одет он был, как все, затянут в серую шинель, Ненаду все время казалось, что он как будто голый, и ему стало не по себе. Он заволновался. Наконец, он понял: у Жарко не было его длинных волос.
Толпа загнала их в угол между стеной и оградой. За оградой была ночь, вдали депо, в котором светились красные окна, красные и зеленые сигналы на стрелках, свободные рельсы, тонувшие во мраке.
Жарко расспрашивал о Миче. Ясна отвечала. Ненад, стоявший сбоку, легонько дотронулся до руки Жарко. Тот вздрогнул, погладил его по щеке, взял за руку и тут же забыл о нем. Ненад весь день думал о том, что он скажет дяде (война для него все еще означала разные прекрасные вещи: лошади, револьверы, бинокли и мало ли что еще…). Однако сейчас это вылетело у него из головы. Его внимание привлекали молодые вольноопределяющиеся, безбородые, с белыми руками, с новыми звездочками, желтыми ремнями, короткими тесаками. Ненад заметил, как один в сторонке целовал девушку, и смутился. Девушка не сопротивлялась: она прижималась к солдату и плакала. Ненад понимал, что это не сестра юноши, — сестер так не целуют. Он начал внимательно, стараясь делать это незаметно, присматриваться к тому, что происходило вокруг: перрон был полон девушек, которые дарили молодым людям цветы; те их поддразнивали, старшие посматривали, улыбаясь благодушно. Ненад почувствовал неловкость. Происходило нечто особенное, необычное. Нечто в другое время недозволенное. На середине перрона, под огромным, слегка покачивающимся дуговым фонарем, человек десять запело хором «Боже правый»
