Многие годы с тех пор прошли без особых потрясений. Дом в Кембридже на Португал-плейс, где я поселился с семьей, я назвал «Золотая спираль», а позже поставил перед домом простую латунную спираль, правда, одинарную, а не двойную. Она должна была символизировать не столько ДНК, сколько саму идею спирали. Я назвал ее «золотой» в том смысле, в каком Апулей назвал свой роман «Золотой осел», – в смысле красоты. Меня часто спрашивали, не собираюсь ли я покрыть ее позолотой, но мы только покрасили ее в желтый цвет.
И наконец, мне, вероятно, зададут личный вопрос: рад ли я, что это произошло, и произошло именно так? Могу лишь ответить, что меня радовал каждый миг этих событий, не только победы, но и поражения. Открытие, безусловно, помогло мне впоследствии пропагандировать идею генетического кода. Но мои личные ощущения лучше всего описывает цитата из блестящей и познавательной лекции художника Джона Минтона, которую я посетил когда-то в Кембридже. О своем творчестве он говорил так: «Важно присутствовать при создании картины». А это, по-моему, складывается отчасти из удачи, отчасти из здравого суждения, вдохновения и упорства.
В начале пятидесятых в Кембридже существовал небольшой, довольно замкнутый клуб биофизиков, называвшийся «Клуб Гарди» – в честь кембриджского зоолога из предыдущего поколения, ставшего физическим химиком. Список первых членов клуба теперь звучит громко – он изобилует именами нобелевских лауреатов и членов Королевского общества, но в те дни мы все были еще молоды и по большей части не особенно знамениты. Мы могли похвастаться лишь одним членом Королевского общества (Алан Ходжкин) и одним депутатом палаты лордов (Виктор Ротшильд). Джима попросили сделать вечерний доклад перед этим избранным обществом. По обычаю, докладчика предварительно угощали обедом в Питерхаусе[30]. Кормили там всегда хорошо, но, помимо еды, докладчика накачивали хересом перед обедом, вином во время обеда и, если у него хватало удали согласиться, ликерами после. Я не раз видел, как докладчики пытаются удержаться на плаву и не потерять свою тему в алкогольном тумане. Джим не стал исключением. Несмотря ни на что, он сумел дать довольно внятное описание основных характеристик структуры и данных, подкрепляющих гипотезу, но, когда дело дошло до подведения итогов, он не сдюжил и потерял способность изъясняться. Слегка затуманенным взором он уставился на модель. «Красиво, видите же, как красиво!» – вот все, что он сумел выговорить. Но ведь это была правда.
