Окненцы, брат, брехуны, каких мало. Ты его тридцать лет знаешь, тридцать лет Миланом кличешь, а он на тебя вылупит зенки нахальные, не так, говорит, его зовут.
Поздороваешься с им:
«Здравствуй, Милан».
«Я не Милан, — говорит, — я Стоян».
«Ладно, будь по-твоему. Здравствуй, Стоян», — говоришь, хочь и знаешь, что он Милан.
А он:
«Да не Стоян я, какой Стоян! Я Пера».
Что хошь, то и думай. Ты ишо их не знаешь, не знаешь, с кем дело имеешь.
Может ли быть такое, скажи на милость, десять лет как прошло с войны, а люди чтоб не дознались, был Витомир в четниках иль не был? Да к тому ж в головорезах? Дак ведь все они не на краю света были, а тут, круг Окно да Брегова, далеко не уходили. Все на глазах, никто особо не прятался. Но пущай бы никто его не видал, ладно, можно и такое допустить. Но чтоб ни одна душа десять лет про то и слыхом не слыхала, такого быть не может!
Брешут, господи! Делать-то неча, брат, вот и брешут. С докуки чего не выдумают!
Гляжу я на тех, про кого говорят, что били его. Ходют люди по улицам, курят, разговаривают. Делом своим занимаются. Как все. Ни в чем разницы нету. Никогда не скажешь, чтоб они могли справиться с таким детиной, как Витомир, ведь его непросто скрутить.
И не сказать, чтоб совесть кого грызла. А ведь должна бы. Загубили человека — лучше б вовсе его порешили, и никому ничё; ничё ни на ком не написано. Рази такое может быть? Да брось, ради бога.
Приезжает иной раз сюда и Лилин муж, Радомир.
И на его гляжу. И на ем ничё не видать. И про его никогда не скажешь, что он может человека загубить.
И он не какой-нибудь проходимец, и не урод, спаси бог, и впрямь приятный из себя человек, токо вот хлипкий какой-то. Витомир супротив его богатырь, рази бы Радомир когда осмелился поднять на его руку?
И не скажешь, чтоб осчастливила его Лиляна. Не знаю, так ли уж они подходили друг к дружке. Я так думаю, он скорей отпустил бы ее на все четыре стороны, куда ее глаза смотрят и ноги несут, чем из-за ее с кем-то драться. Ишо и спасибо тому сказал бы и денег бы на дорогу дал, лишь бы убирались с глаз долой.
Нет, брат, не может того быть. И не надо мне говорить, я лучше знаю.
Здесь люди от века дрались, кулаки, палки, камни в ход пускали, ножами животы вспарывали, головы разбивали, руки ломали, но никого от этого паралич не разбивал. Прилепит кружок лука, и все зарастет как на собаке.
Бывало ли, чтоб такого детину трахнули и он, ровно цыпленок, замлел сразу? Нет, брат, это ты, пожалуйста, оставь. Поищи других дураков небылицы слушать!
