«Не торопись, — говорит, — придет и твой черед».
Кажись, он ее тоже раскусил. Слава богу, стреляный воробей.
Покончили они с Ешичем, вызвали Полексию.
Она все на доктора валит. Как она услыхала, что мы приехали из Брегова, и что Милияна громко стонала, и что вроде бы она разобрала, как та сказала, что доктор всю ее распотрошил, да неладно, видать, сделал, потому, может, что тайком, в своем доме, а не в больнице, а ведь большие деньги взял.
«Не знаю точно, товарищ судья, — говорит, — сколько он взял, а токо слышала, как вот эта Петрия сказала, что оченно большие».
Но судья-то, говорю тебе, уж раскусил ее. И он не лыком шит.
«И как же, — спрашивает, — ты могла слышать? Где они разговаривали?»
«Во дворе, товарищ судья, — а сама губы поджимает, поджимает. — Мы в одном дворе живем. Они промеж себя говорили, а я слышала».
«А как Милияна стонала, ты тоже во дворе слыхала? Что ж она — во дворе стонала?»
«Нет, — говорит Полексия, — но промеж нас одна стенка тонкая. Все слыхать».
«И через стенку ты все и слыхала?»
«Да, товарищ судья».
Тот к Витомиру повернулся.
«Что, Витомир, стена промеж вас такая тонкая, что скрозь ее все слыхать? Ты слышишь, что говорят у Полексии?»
Витомир встал.
«Нет, — говорит, — товарищ судья, не слышу. Не такая уж она тонкая».
Судья, показалось мне, повел бровями. И вроде переглянулся с теми, кто рядом с им сидел.
«Ладно, — говорит. — Ступай, Полексия, садись на место».
Вернулась она на место.
Взялись они за Витомира. Начали его выспрашивать.
Он отвечать-то отвечает, но то ли растерялся, то ли испужался, знай бурчит себе под нос, а что — разобрать нельзя. Бурк, бурк, и все. Бурк, бурк, и все. Ровно кашей рот набит.
Вроде бы защищает он доктора Ешича, не скажешь, что не защищает, говорит, Милияну перво-наперво Полексия мяла, а опосля токо Ешич операцию делал, но так, господи, говорит, точно сам себе не верит. Похоже, и сам-то себя еле-еле слышит, а другим каково?
Зло меня взяло. Доктор Ешич, вижу, совсем сник, главное из-за того, что Милияна на суд не пришла, — неладно это вышло, но как хошь понимай, а на его уж и глядеть мочи нет. А этот ничё не примечает, знай бурчит себе под нос.
А они, брат, все видят. Их не проведешь. Как начнешь петлять и путаться, сразу решают — вранье. Да и кто поверит, когда ты так бормочешь?
«Хорошо, — говорит прокурор, — ты сказал, что Милияну поначалу Полексия мяла и токо опосля того она пошла к доктору Ешичу. А откудова тебе это известно? Ты видал это своими глазами?»
