Дотащилась до дому. Вылила воду в таз, свернула половики и взялась убираться. Не хочу дом оставлять неприбранным. Не хочу, чтоб люди про меня злословили.
Вожусь помаленьку.
Да вот горе, не идет дело. Раз рукой двину и стою, отдыхиваюсь. Елозю я на коленках у кровати, тру пол, и вдруг в голове как помрачилось. Сунулась я носом в мокрую половицу и растянулась во всю свою длину.
Пролежала я так не помня себя долго ли, нет, не знаю, но начала вроде просыпаться. Гляжу вокруг. Никак в толк не возьму, где я и что тут делаю. А как разобралась, стала Мису звать, чтоб он поднял меня. Рот разинула, кричу, а ничё не слыхать. Зову, а не зову.
«Миса!» — кричу во все горло, а получается — шепчу. Осипла, что ли, напрочь голоса лишилась.
Господи, думаю, и голос пропал.
Помолчала я, обвыкла малость. Передохнула чуток и кое-как встала на карачки. Попробовала снова крикнуть. Нет, не слыхать. Так на карачках, навроде скотины, и поползла в комнату.
Толканула дверь, перевалилась через порог.
«Миса! — шепчу с порога. — Миса!»
Не слышит. Дрыхнет, проклятый.
Пошла и дальше на всех четырех. Добралась до кровати, тяну его за носок. Вроде голодной кошки. Ухвачусь, потяну и тут же на пол валюсь. Потяну — и на пол.
«Миса! — кричу. — Миса!»
Еле добудилась.
«А? — вскинулся он. — Что такое? Где ты?»
«Миса, — шепчу я снизу, — здесь я, Миса. Смерть моя, Миса, пришла. Зажигай свечу, Миса».
Он вскочил как ошпаренный. Подбежал к окну.
«Косана, — заорал что есть мочи. Это валашка одна, соседка наша, мы с ей хорошо жили. — Косана! Скорей, Косана, Петрия помирает!»
А сам у окна так и стоит, не подходит ко мне. Испужался, не знает, что и делать.
«Ты что, Петрия? — кричит. — Петрия, ты что?»
Что ты да что ты, токо и твердил, пока Косана не прибежала.
Та мигом прилетела, крикнула на его. Начали они поднимать меня, чтоб на кровать положить. Топчутся, ровно круг свиньи забитой. Да я и то — едва живая.
Кое-как подняли, перевалили на кровать.
«Миса, — слышу, Косана шепчет надо мной, — свеча у тебя есть? Есть в доме свеча и спички?»
А Миса ничё не понимает, то ли хмель не вышел, то ли не проснулся как следовает. Опять он к окну подбежал и оттуда кричит:
«Помоги, Косана! Спасай, Косана, ради самого бога! Буди ее, не давай ей заснуть! Не давай ей помереть!»
Косана глядит на его. То на его взглянет, то на меня. И, видать, не очень я ей показалась.
«Миса, — шепчет она, а я, понятно, все как есть слышу, — а мы ей не помешаем? Не перейдем ей дороги, Миса? Не сотворим греха, Миса? Лучше дай свечу, видишь, помирает она. Господь бог так хотел, Миса. Вишь, уж задумалась».
