Наши ограничения в слушании
Теперь я действительно чувствую облегчение, когда моя дочка начинает плакать – словно после жаркого, душного дня, когда гроза, наконец, очищает воздух от напряжения. Если она ноет, проявляет нетерпение или висит на мне, я расцениваю такое поведение как признак скопившихся чувств и знаю: когда она хорошенько поплачет, то станет намного спокойнее. Однако это не всегда просто. Начиная спокойно слушать ребенка, мы в какой-то момент понимаем, что запас терпения истощается, если плач продолжается слишком долго.
У нас был период, когда у дочки часто случались истерики из-за разных мелочей. Целыми днями она ревела по поводу выбора носков того или иного цвета, все время меняя предпочтения. Я понимала, что ей нужно сбросить чувства, но не всегда могла выслушать девочку. Иногда я спешила поскорее выйти из дома, надеясь, что прогулка отвлечет ее. Когда я вышла на работу, крупные истерики на некоторое время прекратились. Возможно, дочь ощущала, что у меня самой недостаточно ресурсов, чтобы полноценно справляться с ее огорчениями. Тогда я организовала дополнительное время слушания, чтобы получить больше поддержки. После того как она начала плакать снова, мне стало гораздо легче слушать ее.
В некотором смысле наши установки в отношении слез порождают здоровую реакцию. Порой мы злимся и раздражаемся из-за плача ребенка, пытаемся остановить его как можно скорее, укачивая, отвлекая, или каким-то другим бережным методом, чтобы не разозлиться еще больше. Однако воспринимайте это как временную меру, а не панацею. Организуйте время слушания для себя, чтобы понять, что именно мешает нам слушать детский плач.
Мы будем постоянно наверстывать упущенное. Наши дети – настоящие эксперты по целительным слезам, тогда как мы только заново учимся этому. Рассказ историй о слезах партнеров помогает нам лучше слушать детей, а также облегчает наши собственные слезы, чтобы мы тоже имели возможность исцеляться.
Пример: Сэлли
«Во взрослом возрасте мне было очень некомфортно плакать при других людях. Я начала говорить об этом, а также о своих сомнениях относительно пользы слушания для меня в ходе сеанса партнерского слушания. Мой собеседник поинтересовался, каково мне было плакать в детстве. Я вспомнила, что в семье мне часто говорили, как безобразно я выгляжу, когда плачу. Я стала плакать в одиночестве или закрывая лицо руками, когда что-то расстраивало меня. Помню чувство сильного одиночества, невозможности поделиться с кем-то своим огорчением.
