Я не могу быть всеми, произнес Яхин-Боаз, мудрый умом сна и зная, что сон есть сон. Слова его служили ответом, вопрос к которому был ощущеньем чего-то очень большого, чего-то очень маленького. Какая часть этого – я сам?
Ха ха, рассмеялся ответ, расхаживая в уме, который забудет его по пробуждении. Видишь, как это просто? Мужчина или женщина. Выбирай.
Что-то очень большое, что-то очень маленькое, подумал Яхин-Боаз. Есть всхлип, который я не выпускаю наружу, есть проклятье, какого не вымолвлю, есть поворот – от кого, есть черное плечо – чего?
Ну, сказал ответ, это такое место, которого ты пытался избежать, но его не избежишь.
Я могу накрыть его картой, сказал Яхин-Боаз. И тогда возникнет мир.
Он расстелил карту, такую тонкую! Как папиросная бумага. Черное плечо взметнулось сквозь нее, порвало ее. Словно со вздымающейся горы, отпал Яхин-Боаз прочь.
Я могу накрыть картой, снова произнес он, расстилая обширные мили папиросной бумаги над черной бездной. Он легко пробежал по ее поверхности, а та зыбилась на вздымавшемся жутком черном ветру. Смотри! – закричал он, проваливаясь сквозь рвущуюся папиросную бумагу. – Я не падаю!
Ну да, был ответ. Видишь, как просто? Преданный или предатель? Выбирай. Что б ни выбрал, выиграешь утрату всего.
В горле я рыдаю, сказал Яхин-Боаз.
Да, был ответ.
Я ругаюсь в темноте, сказал Яхин-Боаз.
Да, был ответ.
От меня всё отворачивается, сказал Яхин-Боаз.
Потеря нескончаема, был ответ.
Она спасет, сказал Яхин-Боаз.
Кого предал ты, ответ был.
Он спасет, сказал Яхин-Боаз.
Кто отвернулся от тебя, ответ был.
Мир там, если я крепко держусь за него, сказал Яхин-Боаз.
А что там, если отпускаешь? – ответ был. Слабо́ выяснить?
Я отпущу, если смогу держаться, пока отпускаю, сказал Яхин-Боаз. Карты лучше из львиных шкур, чем из папиросной бумаги, подумал он. Он стоял на подоконнике снаружи и смотрел вниз. Далеко под ним пожарные натянули львиную шкуру.
Не стоит говорить мне, чтоб я прыгнул, произнес Яхин-Боаз. Даже во сне.
Все мы знаем, какой «нет» формы, был ответ.
Ну да, сказал Яхин-Боаз. Мы знаем, и это знают нети.
А что, у твоих нетей рта нету? – был ответ.
Подойди-ка поближе, мрачно сказал Яхин-Боаз ответу. Тот был очень большой, а Яхин-Боаз очень маленький и испуганный. Он проснулся с быстро бьющимся сердцем, ничего не помня.
Половина пятого, сказали часы на тумбочке. Лев, должно быть, ждет. А пусть его голодает, решил Яхин-Боаз и снова уснул.
