– Что? – спросила девушка, лежащая рядом на узкой верхней койке в предрассветном сумраке каюты. Девушка говорила по-английски.
– Куда идти, – не просыпаясь, ответил Боаз-Яхин по-прежнему на своем языке.
– Что ты говоришь? – спросила девушка.
– Уродские карты. Не могу делать милые карты. Только где я побывал, – ответил Боаз-Яхин. – Пропал, – произнес он по-английски, просыпаясь.
– Что пропало? Ты сам?
– Который час? – спросил Боаз-Яхин. – Я должен быть в кубрике до завтрака. – Он взглянул на часы у себя на руке. Половина пятого.
– Ты всегда пропащий? – спросила девушка. Они угнездились, как две ложечки, ее нагота тепла и настойчива у его спины, рот ее – у его уха. Темнота в иллюминаторе серела. Боаз-Яхин попытался припомнить свой сон. – Так ты всегда пропащий? – сказала девушка.
Боаз-Яхину хотелось, чтобы она немного помолчала, он попытался призвать исчезнувший сон.
– Найденное всегда снова теряется, – произнес он.
– Да, – сказала девушка. – Это хорошо. Так и есть. Сам додумался или вычитал где-нибудь?
– Тш-ш, – сказал Боаз-Яхин, стараясь втиснуться вместе с нею в молчание. Иллюминатор выглядел слепым глазом в сумрачной каюте. На том круглом слепом глазу, белевшем утренним туманом по ту сторону, он, казалось, видел свою карту – ту, что по памяти начертил заново после того, как их с купцом подобрало большое белое круизное судно: его городок, его дом, дом Лайлы, одна автостанция и другая автостанция, дорога к цитадели, зал с барельефами львиной охоты, холм, на котором он сидел, дорога в порт, место, где его высадил водитель грузовика, короткая поездка с женщиной в красной машине, ферма, где умирающий отец написал пальцем ПРОСТИ, плавание «Ласточки» к Скалам Поднебесного Сына. Большой город, где, по его мысли, теперь жил его отец, а с ним – та другая, лучшая карта, карта его будущего.
Карта растаяла, остался лишь круглый слепой упорный взгляд тумана. Под этим взглядом Боаз-Яхин усомнился в том, что отцова карта хоть как-то ему пригодится. Он помнил ее большой и красивой. А сейчас она ему казалась маленькой и скученной, слишком аккуратной, чересчур уж выверенной, слишком мало осведомленной о неведомых местах, о местах ночных, ждущих за местами дневными, о тех «где-то», которые выпадают из раскрытых лон «нигде». Он себя чувствовал потерянным, как не случалось с ним после того, как он побывал со львом.
– Карты, – тихо произнес он. – Карта – мертвое тело того, где был. Карта – нерожденное дитя того, куда направляешься. Карт нет. Карты – изображения того, чего нет. Не нужна она мне.
